Читаем Сальватор. Том 2 полностью

– Странно вы понимаете ее интересы! – с притворным возмущением воскликнул г-н Жакаль. – Ведь папаша Ронсен и его Конгрегация утянули за собой в пропасть господина де Виллеля, а тот – кабинет министров! Таким образом, вы, несчастный человек, сами того не зная – так мне думается! – стали возмутителем общественного порядка и, не подозревая того, пошатнули трон его величества.

– Возможно ли это? – вскричал Овсюг, растерянно глядя на г-на Жакаля.

– Вы, разумеется, слышали, что кабинет министров сменился нынче утром? Знайте, что вы явились одной из причин этой административной революции. Вас объявили опасным преступником, и я решил, пока в столице не утихнет шум, поместить вас в надежное место, где вы могли бы спокойно собраться с мыслями.

– Ах, добрейший мой хозяин! – вскричал Овсюг, бросаясь г-ну Жакалю в ноги. – Клянусь Богом Всемогущим: ноги моей не будет в Монруже.

– Слишком поздно! – возразил г-н Жакаль, поднимаясь и протягивая руку к звонку.

– Смилуйтесь, добрейший хозяин! Смилуйтесь! – взвыл Овсюг, заливаясь горькими слезами.

Вошел Голубок.

– Смилуйтесь! – повторил Овсюг, вздрогнув при виде непреклонного полицейского: он знал, в каких случаях начальник прибегал к помощи Голубка.

– Слишком поздно, – сурово проговорил г-н Жакаль. – Встаньте и следуйте за этим человеком.

Овсюг заглянул в недовольное лицо г-на Жакаля и, понимая, что спорить бесполезно, последовал за полицейским, сложив руки, как и подобало мученику.

Когда Овсюг вышел, г-н Жакаль снова позвонил.

Вошел секретарь и доложил о Карманьоле.

– Пусть войдет, – кивнул г-н Жакаль.

Провансец не вошел, а влетел в кабинет.

– Что вам угодно, патрон? – пропел он.

– Сущие пустяки, Карманьоль, – отвечал г-н Жакаль. – Сколько за вами числится обычных краж?

– Тридцать четыре: ровно столько, сколько мне лет, – весело проговорил Карманьоль.

– А со взломом?

– Двенадцать: сколько месяцев в году, – в том же тоне отвечал марселец.

– А покушений?

– Семь: сколько дней в неделе.

– Вы, стало быть, тридцать четыре раза заслужили тюрьму, двенадцать раз каторгу и семь раз Гревскую площадь. Итого:

пятьдесят три более или менее серьезных приговора. Я правильно сосчитал?

– Все верно, – отвечал беззаботный Карманьоль.

– Вот что, мой добрый друг! О ваших приключениях начинают поговаривать в городе, и я решил на время отправить вас в ссылку.

– В какую часть света? – беспечно спросил Карманьоль.

– Я думаю, вам это должно быть безразлично.

– Да, лишь бы это было не на берегу моря, – отвечал провансец, смутно начиная догадываться о том, что г-н Жакаль хочет ему предложить туманный Брест или солнечный Тулон.

– Ах, умница Карманьоль, вы попали в точку: я выбрал для вас живописное местечко, хотя вам оно, кажется, не по душе.

– Господин Жакаль! – молвил, силясь улыбнуться, шутник-марселец. – Уж не вздумалось ли вам меня попугать?

– Вас? Пугать? Дорогой Карманьоль! – с удивлением проговорил г-н Жакаль. – Разве в моих правилах пугать преданных слуг вроде вас?

– Если я правильно понимаю, – произнес то ли в шутку, то ли всерьез провансец, – вы мне предлагаете сыграть в каторгу?

– Вы удачно выбрали словцо, изобретательный Карманьоль. Именно поиграть в каторгу Но вначале я назову ставку.

Вы сирота?

– С рождения.

– У вас нет ни друзей, ни семьи, ни родины? Что же, я дам вам и родину, и семью, и друзей.

– Скажите напрямик, – твердо проговорил марселец. – Вы хотите послать меня в Рошфор, Брест или Тулон?

– Выбор я предоставляю вам: скажите, что вам больше нравится. Но поймите, умница Карманьоль: я отправляю вас в такую даль не за ваши грехи, а чтобы с пользой употребить ваше старание, а также верность.

– Не понимаю, – признался провансец, не улавливая, куда клонит г-н Жакаль.

– Сейчас объясню понятнее, горячая вы голова Карманьоль. Вы, разумеется, знаете, как тщательно охрана следит за господами каторжниками в Бресте или Тулоне, Это надежный способ сохранить порядок в исправительных заведениях такого рода.

– Понимаю, – слегка нахмурившись, кивнул марселец. – Из шпика вы решили превратить меня в «наседку»?

– Это ваши собственные слова, прозорливый Карманьоль.

– Я думаю, – погрустнел провансец, – вы слышали, как жестоко мстят заключенные «стукачам».

– Знаю, – подтвердил г-н Жакаль, – если эти «стукачи» – ослы. Договоримся так: не будьте ослом, станьте лисом.

– А сколько времени может занять это чрезвычайное поручение? – жалобно спросил Карманьоль.

– Сколько необходимо для того, чтобы заглушить шум, поднявшийся с некоторых пор вокруг вашего имени. Поверьте:

долго я без вас не протяну.

Карманьоль опустил голову и задумался. Помолчав, он спросил:

– Вы по-настоящему предлагаете? Всерьез?

– Как нельзя серьезнее, мой добрый друг, и я вам это докажу.

Господин Жакаль в другой раз нажал на кнопку. И опять появился Голубок.

– Проводите этого господина, – приказал г-н Жакаль полицейскому, указав на Карманьоля, – куда я вам сказал и со всеми положенными знаками внимания.

– Да ведь Голубок отведет меня в тюрьму! – вскричал несчастный Карманьоль.

– Несомненно. Ну и что? – бросил г-н Жакаль, скрестив руки и строго посмотрев пленнику в глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза