Читаем Сальватор. Том 2 полностью

– Не в нашей власти, дорогая моя, внушить или не внушить любовь, – отвечал Камилл. – Больше того, – философски проговорил он, – разве мы вольны любить или не любить?

– А ты любишь мадемуазель де Вальженез, да или нет? – спросила Долорес; она не хотела, чтобы Камилл выскользнул у нее из рук.

– Я ее не люблю… Вернее, любить можно по-разному. Это сестра моего друга, и я ее не ненавижу.

– Любишь ли ты мадемуазель Сюзанну де Вальженез как женщину? Спрошу еще яснее: мадемуазель Сюзанна де Вальженез – твоя любовница?

– Любовница?

– Раз я твоя жена, она может быть только любовницей.

– Нет, разумеется, она мне не любовница.

– И ты не любишь ее как женщину?

– Как женщину? Нет.

– Хотелось бы верить.

– Это замечательно! – молвил Камилл, протягивая жене руки.

– Погоди, Камилл. Я хотела бы тебе поверить, но мне необходимо получить доказательство.

– Какое?

– Давай уедем.

– Как – уедем? – удивился Камилл. – С чего нам уезжать?

– Потому что непорядочно морочить голову мадемуазель де Вальженез. Она тебя любит, как ты говоришь, стало быть, она надеется. Ты ее не любишь: она страдает. Есть способ положить конец и надежде, и страданию: уехать.

Камилл попытался все свести к шутке.

– Я готов допустить, что отъезд будет выходом из этого положения, – сказал он. – Пример тому мы находим во многих комедиях. Но куда поехать – вот в чем вопрос.

– Мы поедем туда, где нас любят, Камилл. А где нас любят, там и есть наша настоящая родина. Я готова следовать за тобой куда пожелаешь – за сотню лье от Франции, за тысячу лье – только уедем!

– Да, конечно, – ответил Камилл. – Я и сам давно хотел предложить тебе съездить в Италию или в Испанию, да боялся твоих упреков.

– Моих упреков?

– Да. Пойми же! «Я жил многие годы в Париже и почти все здесь видел, – говорил я себе, – но она, моя бедняжка Долорес, как все девушки нашей страны, давно вынашивала эту сладкую мечту – увидеть Париж и умереть, – не разбужу ли я ее раньше чем кончится ее сон?»

– Если тебя удерживало лишь твое деликатное внимание, Камилл, то мы можем ехать: я увидела в Париже все, что хотела посмотреть.

– Будь по-твоему, дорогая, – сказал Камилл, – мы уедем.

– Когда?

– Когда хочешь.

– Завтра.

– Завтра? – растерялся американец.

– Ну да, если вас в Париже держит лишь опасение потревожить мой сладкий сон.

– Да, да, меня ничто не держит, это верно, – подтвердил Камилл. – Но уложить вещи – дело непростое, одного дня будет мало. Завтра! – повторил Камилл. – А покупки, а визиты, а расчеты?

– Мои вещи уложены, покупки сделаны, счета уплачены.

Вчера я приказала отнести вместо прощальных визитов карточки во все дома, где нас принимали.

– Но понадобится несколько дней, чтобы пожать руку друзьям.

– С твоим характером, Камилл, друзей не имеют, у тебя могут быть только знакомые. Самым близким знакомым был Лоредан. Вчера его убили, а сегодня состоялись похороны. Больше тебе пожать руку в Париже некому. Едем завтра.

– Нет, это просто невозможно.

– Будь осторожен! Как ты мне отвечаешь, Камилл!

– Ну а как же? А мои поставщики? Что они скажут, если я уеду вот так? Я буду похож на банкрота. А ведь я уезжаю, а не убегаю!

– Сколько времени тебе нужно на то, чтобы твой отъезд не был похож на бегство? Отвечай!

– Ну, не знаю…

– Трех дней довольно?

– По правде говоря, такая настойчивость ни к чему, дорогая.

– Четыре дня, пять, шесть, – резко продолжала молодая женщина; ее трясло от злости. – Этого довольно?

– Для тебя это так важно? – спросил Камилл, не на шутку обеспокоившись раздраженным состоянием жены.

– Жизненно важно.

– В таком случае через неделю.

– Через неделю, так через неделю! – непреклонно произнесла г-жа де Розан и взглянула на ящик, куда заперла пистолеты и кинжал. – Но знай, что я приняла решение до того, как ты вошел в эту комнату. И если через неделю мы не уедем, мы с тобой, Камилл, предстанем перед Богом и там ответим за свое поведение.

Молодая женщина произнесла эти слова так уверенно, что Камилл не удержался и вздрогнул.

– Хорошо, – задумчиво молвил он и насупился. – Хорошо, через неделю мы уедем. Даю тебе слово чести.

Подхватив свой фрак, который, как мы сказали, Камилл сбросил на кресло, он удалился в свою комнату, смежную со спальней жены. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он заперся на ключ и толкнул задвижку.

<p>XVI.</p><p>Глава, в которой Камилл де Розан признает, что ему трудно будет убить Сальватора, как он обещал Сюзанне де Вальженез</p>

Читатели помнят, что, покидая мадемуазель Сюзанну де Вальженез, о чем мы поведали в конце главы XIV, наш друг Камилл решил, что нашел простое средство, как отделаться от Сальватора или, если вам больше так нравится, Конрада, то есть законного наследника Вальженезов.

Но в нашем полном противоречий мире недостаточно придумать, каким образом отделаться от помехи: между задуманным и его исполнением порой лежит целая пропасть.

Приняв решение, Камилл де Розан явился к Сальватору и, не застав его, оставил свою карточку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза