И за снисходительность, которую он проявлял по отношению к г-же де Маранд, ему нужно было тем более отдать должное, что он любил свою жену так, как никогда не мог бы полюбить никакую другую женщину в целом свете. Но поскольку не бывает любви без ревности, г-н де Маранд в глубине души, должно быть, ревновал жену к Жану Роберу. И действительно, ему случалось переживать жгучую, глубокую, неодолимую ревность.
Однако стоило ли быть умным человеком, если бы ум служил лишь прикрытием для тех из наших страданий, к которым общество относится не с жалостью, а с насмешкой?
Итак, г-н де Маранд действовал не только как философ, но и как сердечный человек. Имея в руках женщину, от которой он, строго говоря, не мог требовать физической и чувственной любви, он все устроил так, чтобы она была вынуждена платить ему моральным расположением, зовущимся любовью.
Таким образом, г-н де Маранд был, может быть, самым ревнивым человеком на свете, хотя производил совершенно иное впечатление.
Неудивительно поэтому, что, решившись быть другом Жана Робера, он торопился стать врагом г-на де Вальженеза. Его ненависть к этому человеку была чем-то вроде клапана безопасности, через который он выплескивал ревность к поэту; если бы не это ниспосланное Небом приспособление, рано или поздно на воздух взлетела бы вся машина.
И вот представился удобный случай выпустить эту ненависть.
На следующий день после описанной нами ночной сцены г-н де Маранд, вместо того чтобы отправиться в девять часов в собственной карете в Тюильри, вышел в семь часов пешком, нанял на бульваре кабриолет и приказал отвезти его на Университетскую улицу, где жил Жан Робер.
Господин де Маранд поднялся в четвертый этаж к молодому поэту и позвонил.
Слуга открыл дверь. Господин де Маранд собрался узнать, может ли он видеть г-на Жана Робера, и украдкой осмотрел приемную.
На столе лежал футляр с пистолетами, а в углу ждала пара дуэльных шпаг.
Господин де Маранд осведомился о хозяине дома. Лакей отвечал, что тот никого не принимает.
К несчастью, г-н де Маранд, обладавший столь же тонким слухом, что и проницательным взглядом, отчетливо разобрал несколько мужских голосов, споривших в спальне.
Он передал свою карточку слуге и приказал вручить ее хозяину дома, когда тот останется один. Г-н де Маранд прибавил, что снова зайдет около десяти часов утра, то есть после своего визита к королю.
Слова «после визита к королю» возымели магическое действие, и лакей заверил г-на Маранда, что его приказание будет в точности исполнено.
Банкир ушел.
Но в нескольких шагах от двери Жана Робера он приказал кучеру остановить и развернуть кабриолет так, чтобы он мог увидеть посетителей поэта.
Вскоре из дома вышли два молодых человека, и он их узнал.
Это были Людовик и Петрус. Они направились в его сторону, так что г-ну де Маранду осталось только выйти из кабриолета, и он очутился прямо перед ними.
Молодые люди попятились, вежливо раскланиваясь с банкиром, к которому питали огромную симпатию, а также уважали как политика. Им и в голову не могло прийти, что у г-на де Маранда может быть к ним дело, но он остановил их улыбкой.
– Простите, господа, – сказал он, – но я жду именно вас.
– Нас? – хором переспросили молодые люди и удивленно переглянулись.
– Да, вас. Я так и думал, что ваш друг пошлет за вами нынче утром, и хотел сказать вам два слова о поручении, которое он вам только что дал.
Молодые люди снова переглянулись со всевозраставшим удивлением.
– Вы меня знаете, господа, – продолжал г-н де Маранд с покоряющей улыбкой. – Я человек серьезный, привык с уважением относиться к вопросам чести, и вы не можете заподозрить меня в намерении оскорбить вашего друга.
Молодые люди поклонились.
– Итак, сделайте мне милость…
– Какую?
– Ответьте откровенно на мои вопросы.
– Постараемся, сударь, – в свою очередь улыбнувшись, пообещал Петрус.
– Вы идете к господину де Вальженезу, не так ли?
– Да, сударь, – не скрывая изумления, кивнули молодые люди.
– Вы идете обсудить с ним или его секундантами условия дуэли?
– Сударь…
– Отвечайте смело. Я министр финансов, а не префект полиции. Речь идет о дуэли?
– Это так, сударь.
– О дуэли, причина коей вам неизвестна?
Задавая этот вопрос, г-н де Маранд пристально посмотрел на молодых людей.
– И это верно, – подтвердили те.
– Да, – улыбнулся г-н де Маранд, – я знал, что Жан Робер – джентльмен.
Петрус и Людовик ждали объяснений.
– Я-то знаю причину, – продолжал банкир, – и должен сказать господину Жану Роберу, что буду иметь честь оказать через час влияние на ход событий, а это, возможно, изменит решение вашего друга.
– Я так не думаю, сударь. Нам показалось, что наш друг настроен весьма решительно.
– Окажите мне милость, господа.
– Охотно! – отозвались оба приятеля.
– Не ходите к господину де Вальженезу, пока я не увижусь с господином Жаном Робером и он снова не переговорит с вами.
– Сударь! Это противоречит указаниям нашего друга. Мы даже не знаем…
– Это дело двух часов.
– В некоторых вопросах двухчасовое промедление может пагубно сказаться на результате.