Читаем Сальватор. Том 2 полностью

И за снисходительность, которую он проявлял по отношению к г-же де Маранд, ему нужно было тем более отдать должное, что он любил свою жену так, как никогда не мог бы полюбить никакую другую женщину в целом свете. Но поскольку не бывает любви без ревности, г-н де Маранд в глубине души, должно быть, ревновал жену к Жану Роберу. И действительно, ему случалось переживать жгучую, глубокую, неодолимую ревность.

Однако стоило ли быть умным человеком, если бы ум служил лишь прикрытием для тех из наших страданий, к которым общество относится не с жалостью, а с насмешкой?

Итак, г-н де Маранд действовал не только как философ, но и как сердечный человек. Имея в руках женщину, от которой он, строго говоря, не мог требовать физической и чувственной любви, он все устроил так, чтобы она была вынуждена платить ему моральным расположением, зовущимся любовью.

Таким образом, г-н де Маранд был, может быть, самым ревнивым человеком на свете, хотя производил совершенно иное впечатление.

Неудивительно поэтому, что, решившись быть другом Жана Робера, он торопился стать врагом г-на де Вальженеза. Его ненависть к этому человеку была чем-то вроде клапана безопасности, через который он выплескивал ревность к поэту; если бы не это ниспосланное Небом приспособление, рано или поздно на воздух взлетела бы вся машина.

И вот представился удобный случай выпустить эту ненависть.

На следующий день после описанной нами ночной сцены г-н де Маранд, вместо того чтобы отправиться в девять часов в собственной карете в Тюильри, вышел в семь часов пешком, нанял на бульваре кабриолет и приказал отвезти его на Университетскую улицу, где жил Жан Робер.

Господин де Маранд поднялся в четвертый этаж к молодому поэту и позвонил.

Слуга открыл дверь. Господин де Маранд собрался узнать, может ли он видеть г-на Жана Робера, и украдкой осмотрел приемную.

На столе лежал футляр с пистолетами, а в углу ждала пара дуэльных шпаг.

Господин де Маранд осведомился о хозяине дома. Лакей отвечал, что тот никого не принимает.

К несчастью, г-н де Маранд, обладавший столь же тонким слухом, что и проницательным взглядом, отчетливо разобрал несколько мужских голосов, споривших в спальне.

Он передал свою карточку слуге и приказал вручить ее хозяину дома, когда тот останется один. Г-н де Маранд прибавил, что снова зайдет около десяти часов утра, то есть после своего визита к королю.

Слова «после визита к королю» возымели магическое действие, и лакей заверил г-на Маранда, что его приказание будет в точности исполнено.

Банкир ушел.

Но в нескольких шагах от двери Жана Робера он приказал кучеру остановить и развернуть кабриолет так, чтобы он мог увидеть посетителей поэта.

Вскоре из дома вышли два молодых человека, и он их узнал.

Это были Людовик и Петрус. Они направились в его сторону, так что г-ну де Маранду осталось только выйти из кабриолета, и он очутился прямо перед ними.

Молодые люди попятились, вежливо раскланиваясь с банкиром, к которому питали огромную симпатию, а также уважали как политика. Им и в голову не могло прийти, что у г-на де Маранда может быть к ним дело, но он остановил их улыбкой.

– Простите, господа, – сказал он, – но я жду именно вас.

– Нас? – хором переспросили молодые люди и удивленно переглянулись.

– Да, вас. Я так и думал, что ваш друг пошлет за вами нынче утром, и хотел сказать вам два слова о поручении, которое он вам только что дал.

Молодые люди снова переглянулись со всевозраставшим удивлением.

– Вы меня знаете, господа, – продолжал г-н де Маранд с покоряющей улыбкой. – Я человек серьезный, привык с уважением относиться к вопросам чести, и вы не можете заподозрить меня в намерении оскорбить вашего друга.

Молодые люди поклонились.

– Итак, сделайте мне милость…

– Какую?

– Ответьте откровенно на мои вопросы.

– Постараемся, сударь, – в свою очередь улыбнувшись, пообещал Петрус.

– Вы идете к господину де Вальженезу, не так ли?

– Да, сударь, – не скрывая изумления, кивнули молодые люди.

– Вы идете обсудить с ним или его секундантами условия дуэли?

– Сударь…

– Отвечайте смело. Я министр финансов, а не префект полиции. Речь идет о дуэли?

– Это так, сударь.

– О дуэли, причина коей вам неизвестна?

Задавая этот вопрос, г-н де Маранд пристально посмотрел на молодых людей.

– И это верно, – подтвердили те.

– Да, – улыбнулся г-н де Маранд, – я знал, что Жан Робер – джентльмен.

Петрус и Людовик ждали объяснений.

– Я-то знаю причину, – продолжал банкир, – и должен сказать господину Жану Роберу, что буду иметь честь оказать через час влияние на ход событий, а это, возможно, изменит решение вашего друга.

– Я так не думаю, сударь. Нам показалось, что наш друг настроен весьма решительно.

– Окажите мне милость, господа.

– Охотно! – отозвались оба приятеля.

– Не ходите к господину де Вальженезу, пока я не увижусь с господином Жаном Робером и он снова не переговорит с вами.

– Сударь! Это противоречит указаниям нашего друга. Мы даже не знаем…

– Это дело двух часов.

– В некоторых вопросах двухчасовое промедление может пагубно сказаться на результате.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза