Сальватор. Том 2

– Это лишний повод для симпатии, дорогой господин Бревер, и я этим горд! Ведь благодаря этому два человека лучше могут понять друг друга, если с ранних лет они познали нищету, бедность. Мой обед слишком скромен, чтобы я предлагал вам его разделить. Однако, если вы пожелаете принять…

– Тысячу раз вам благодарен, – смущенно перебил его пивовар. – Но неужели это весь ваш обед? – прибавил он удивленно и даже с некоторым испугом.

– Совершенно точно, дорогой господин Бревер! Да разве у нас есть время на еду? Разве люди, которые по-настоящему любят отечество, заботятся материальными интересами?

И потом, повторяю, я ненавижу роскошный обед по многим причинам, но одну из них, я уверен, вы оцените: у меня сердце кровью обливается при мысли, что за один обед, без всякой нужды, без смысла, из чистого хвастовства, из предрассудка, тратится сумма, на которую можно было бы накормить двадцать семейств.

– Вы правы, сударь! – перебил его взволнованный избиратель.

– Я прошел школу лишений, сударь, – продолжал кандидат. – Я прибыл в Париж в сабо, но ничуть этого не стыжусь!

Я знаю, как относиться к страданиям трудящихся классов! Ах, если бы все, как я, знали цену деньгам, они не раз подумали бы, прежде чем облагать и без того тяжелыми налогами несчастных налогоплательщиков.

– Совершенно верно, сударь! Именно об этом я и хотел сказать… Мы друг друга понимаем: враждебность, с которой я отношусь к правительству, объясняется прежде всего чрезмерными, безумными расходами прислужников монархии.

– Что вы хотите этим сказать?

– В предпоследнюю сессию, сударь, вы были, уж позвольте мне сказать это теперь, когда мы понимаем друг друга, одним из самых горячих инициаторов новых налогов, которыми угрожали населению. Вся ваша система, а я внимательно ее изучил, была направлена на увеличение, а не на уменьшение бюджета. Вы видите спасение отечества в расширении штатов и обогащении чиновников, как было при правительстве во времена императора. Словом, вы пытались привязать к себе как можно больше отдельных людей на основе личной выгоды, тогда как следовало завоевать доверие всех на основе всеобщей любви.

– Выслушайте меня, дорогой господин Бревер, ведь вы не только порядочный, но и умный человек. Я буду с вами еще откровеннее, если только это возможно.

Другой человек на месте г-на Бревера насторожился бы еще больше, но пивовар, напротив, становился все доверчивее.

– Я защищал эту систему почти два года назад, дорогой господин Бревер. И я готов искренне признать свои ошибки. Но это единственное заблуждение за всю мою жизнь. Чего же вы хотите! Тогда я только начинал политическую карьеру. Я был только солдатом, понятия не имеющим, что такое гражданские дела. До тех пор я жил в военных лагерях, за границей, на полях сражений. И к тому же я имел дело с гибнущей монархией, навязывавшей нам свою деспотическую волю. Что вам сказать?

Меня подхватило течение, и я отдался на волю волн! Я уступил скорее из необходимости, чем по убеждению. Я знал, что система дурна, плачевна. Но чтобы сломать прежнюю систему, необходимо создать новое правительство.

– Это верно! – с убеждением произнес пивовар.

– К чему пытаться подновить старое судно? – оживленно продолжал г-н Рапт. – Пусть оно плывет себе, пусть потонет, мы же построим новый корабль. Это я и делаю втайне от всех!

Я наблюдаю за тем, как старая, прогнившая монархия тонет, и возвращаюсь к свободе, как блудный сын, испытывая, разумеется, стыд и раскаяние, но закаленный в борьбе, полный силы и отваги.

– Как хорошо, сударь! – вскричал взволнованный до слез избиратель. – Если бы вы знали, с каким удовольствием я вас слушаю!

– Раньше, как вы говорите, – все больше оживляясь, проговорил граф Рапт, чувствуя, что пивовар склоняется на его сторону и необходимо окончательно его завоевать, – раньше я хотел сократить число служащих и увеличить заработную плату; сегодня же я, напротив, намерен снизить плату и расширить штат служащих. Чем больше будет заинтересованных в действиях правительства людей, тем больше правительство окажется вынужденным повиноваться требованиям всех или сдаться. Чем больше в машине винтиков, тем машина сильнее. Ведь если один винтик сломается, его заменит другой – таков закон математики. Значит, я хочу привлечь к себе людей не на основе личной выгоды, а на основе уважения, любви. Вот чего я хочу, вот какова моя цель до той самой минуты, как представится случай вернуть Франции то, что принадлежит всем людям: свободу, которой наделил нас Господь и которой нас лишают монархии.

– Не могу вам выразить, сударь, как я взволнован! – вскочил со своего места пивовар. – Простите, что отнял у вас драгоценное время. Однако я ухожу от вас просвещенным, очарованным, восхищенным, полным доверия и надежды на вас.

Я ничуть не сомневаюсь в вашей искренности и преданности нашему общему делу. Если вдруг окажется, что вы меня обманули, сударь, я перестану верить во что бы то ни было, даже в Бога.

– Спасибо, сударь! – сказал, поднимаясь, кандидат. – А чтобы скрепить все, о чем мы сейчас говорили, не угодно ли вам дать мне свою руку?