Сальватор. Том 1

– Да ты совсем рехнулся, старый пират! – подхватил генерал. – Хочешь уехать, не успев приехать?

– Это будет зависеть от моего разговора с Петрусом, – признался капитан.

– Да, и еще от какой-нибудь охоты с браконьерами департамента Иль-де-Вилен, верно?

– Нет, брат, у меня там остался старый друг, он при смерти…

Он сказал, что ему будет спокойнее, если я закрою ему глаза.

– Может, он тоже тебе являлся, как и Тереза? – скептически, как обычно, заметил генерал.

– Дядюшка!.. – остановил его Петрус.

– Да, я знаю, что мой брат-пират верит в Бога и в привидения. Однако тебе, старому морскому волку, очень повезло, что если Бог и существует, то Он не видел, как ты разбойничал, иначе не было бы тебе спасения ни на этом, ни на том свете.

– Если так, брат, – ласково возразил капитан и покачал головой, – то моему несчастному другу Сюркуфу не повезло, и это лишняя причина, чтобы я к нему возвратился как можно скорее.

– А-а, так вот кто умирает: Сюркуф! – вскричал генерал.

– Увы, да, – подтвердил Пьер Эрбель.

– Одним славным разбойником будет меньше!

Пьер огорченно посмотрел на генерала.

– Что ты на меня так смотришь? – смутившись, спросил тот.

Капитан покачал головой и лишь вздохнул в ответ.

– Нет, ты скажи! – продолжал настаивать генерал. – Я не люблю людей, которые молчат, когда им велено говорить. – О чем ты думаешь? Это секрет?

– Я подумал, что, когда я умру, мой старший брат помянет меня такими же словами.

– Какими? Что я такого сказал?

– Одним славным разбойником меньше…

– Отец! Отец! – прошептал Петрус.

Он повернулся к генералу и продолжал:

– Дядя! Вы недавно меня ругали, и были совершенно правы.

Если теперь поругаю вас я, так уж ли я буду не прав? Отвечайте!

Генерал смущенно кашлянул:, не находя что ответить.

– Неужели твой Сюркуф так плох? Черт подери! Я отлично знаю, что в нем было немало хорошего и что он был храбрец под стать Жану Барту. Только надо было ему посвятить себя какойнибудь другой цели!

– Он служил своему народу, брат! Его целью было счастье Франции!

– Служил народу! Счастье Франции! Произнося слова «народ» и «Франция», санкюлоты считают, что этим все сказано!

Спроси своего сына Петруса, этого господина аристократа, у которого свои ливрейные лакеи и гербы на карете, есть ли во Франции что-нибудь еще, кроме народа.

Петрус покраснел до ушей.

Капитан взглянул на сына ласково и вместе с тем будто вопрошая.

Петрус молчал.

– Он тебе обо всем том расскажет, когда вы останетесь вдвоем и ты, разумеется, опять скажешь, что он прав.

Капитан покачал головой.

– Он мой единственный сын, Куртеней… И мальчик так похож на мать!..

Генерал снова не нашелся что ответить и кашлянул.

Помолчав немного, он все-таки спросил:

– Я хотел узнать, так ли плох твой друг Сюркуф, что ты даже не сможешь поужинать у меня нынче вместе с Петрусом?

– Моему другу очень плохо, – с расстроенным видом подтвердил капитан.

– Тогда другое дело, – поднимаясь, сказал генерал. – Я тебя оставляю с сыном и первый тебе скажу: немало грязного белья вам предстоит перемыть в кругу семьи! Если останешься и захочешь со мной поужинать – добро пожаловать! Если уедешь и я тебя больше не увижу – счастливого пути!

– Боюсь, мы не увидимся, брат, – молвил Пьер Эрбель.

– Тогда обними меня, старый негодяй!

Он распахнул объятия, и достойнейший капитан нежно и вместе с тем почтительно, как и подобает младшему брату, припал к его груди.

Потом, словно боясь поддаться охватившей его нежности, что было бы противно его правилам и, главное, взглядам, генерал вырвался из объятий брата и бросил племяннику:

– Нынче вечером или завтра я увижу вас у себя, не так ли, досточтимый племянник?

Генерал поспешил к лестнице и сбежал вниз с юношеской легкостью, бормоча себе под нос:

– Вот чертов пират! Неужели я так никогда и не смогу сдержать слез при виде этого разбойника!

XXXI. Отец и сын

Едва за генералом захлопнулась дверь, как Пьер Эрбель снова протянул сыну руки. Не разжимая объятий, тот увлек отца к софе, усадил его и сам сел рядом.

Вспомнив слова, вырвавшиеся напоследок у старшего брата, капитан скользнул взглядом по роскошному убранству мастерской, по гобеленам с изображением царствующих особ, по старинным сундукам эпохи Возрождения, греческим пистолетам с серебряными приливами ствола, арабским ружьям с коралловыми инкрустациями, кинжалам в ножнах из золоченого серебра, богемскому стеклу и старинному фландрскому серебру.

Осмотр был кратким, после чего капитан перевел взгляд на сына, по-прежнему открыто и радостно ему улыбаясь.

Петрус же устыдился своей роскоши, вспомнив голые стены Планкоэской фермы и глядя на скромный костюм отца. Молодой человек опустил глаза.

– И это все, что ты можешь мне сказать? – с нежным укором спросил капитан.

– Простите меня, отец! – взмолился Петрус. – Я упрекаю себя за то, что вынудил вас бросить умирающего друга и приехать ко мне, хотя я вполне мог подождать.

– Вспомни, сынок: в своем письме ты говорил совсем другое.

– Верно, отец, извините меня. Я написал, что мне нужны деньги, но не сказал: «Бросьте все и привезите мне их сами»; я не говорил…

– Не говорил?.. – повторил капитан.