Сальватор. Части 1, 2

Сальватору не пришлось спрашивать у привратника, дома ли плотник: едва он ступил на лестницу, как услышал рев, свидетельствовавший о том, что человек, назвавший Бартелеми Лелона Жаном Быком, воистину выбрал прозвище по заслугам.

Крики мадемуазель Фифины, врезавшиеся пронзительными нотами в его речитатив, доказывали, что Жан Бык исполняет не соло, а номер на два голоса. Мелодия шумными волнами рвалась через дверь наружу и катилась по лестнице, долетая до слуха Сальватора и словно направляя его шаги.

Когда Сальватор дошел до пятого этажа, его буквально захлестнула эта мелодия. Он вошел без стука, так как дверь была полуоткрыта предусмотрительной мадемуазель Фифиной, непременно оставлявшей пути к отступлению перед бушующим великаном.

Ступив за порог, Сальватор увидел, что противники стоят друг против друга: мадемуазель Фифина, с рассыпавшимися волосами и бледная как смерть, грозила Жану Быку кулаком, а тот, багровый как пион, рвал на себе волосы.

— У, проклятый! — выла мадемуазель Фифина. — Ах ты дурак! Ах, недотепа! — Ты, значит, думал, что девочка от тебя?

— Фифина! — возопил Жан Бык. — Предупреждаю: дождешься, что я тебя прикончу!

— Нет, она не от тебя, а от него.

— Фифина! Я окуну вас вместе в известь и растопчу в порошок!

— Ты?! — угрожающе ревела Фифина. — Ты?! Ты?! Ты?!

И с каждым «ты» она все ближе подбиралась к Жану Быку, а тот постепенно отступал.

— Это ты-то? — закончила она, вцепившись ему в бороду и тряся его так, как ребенок трясет яблоню, чтобы с нее посыпались плоды. — Попробуй только меня тронуть, трус! Тронь-ка, ну, ничтожество! Лежебока!

Жан Бык занес было руку… Он мог бы одним ударом свалить быка, а уж снести мадемуазель Фифине голову ему и вовсе ничего не стоило. Однако рука его застыла в воздухе.

— В чем дело? — резко спросил Сальватор.

При звуке его голоса Жан Бык побледнел, а Фифина стала пунцовой; она выпустила плотника и обернулась к Сальватору.

— В чем дело? — переспросила она. — Вовремя вы пришли! Помогите мне, господин Сальватор!.. В чем дело? Это чудовище чуть меня не убило, как это бывает с ним обычно.

Жан Бык уже поверил было, что он в самом деле побил мадемуазель Фифину.

— Меня можно извинить, господин Сальватор, посудите сами: она меня изводит!

— Ничего! Пострадаешь в этой жизни, зато на том свете будет легче!

— Господин Сальватор! — закричал Жан Бык, и в его голосе зазвенели слезы. — Она же говорит, что моя девочка, моя любимая доченька, похожая на меня как две капли воды, не от меня!

— Раз девочка на тебя похожа, почему ты веришь мадемуазель Фифине?

— Да не верю я, в этом-то ее счастье, не то давно бы взял девчонку за ноги и разбил бы ей голову об стену!

— Только попробуй, злодей! Попробуй! То-то будет радости, когда ты взойдешь на эшафот!

— Слышите, господин Сальватор?.. Она говорит, что для нее моя смерть — радость!

— Ну еще бы!

— Пусть так, пусть я поднимусь на эшафот, — взвыл Бартелеми Лелон. — Но сначала прикончу господина Фафиу. Подумать только, господин Сальватор, угораздило же ее выбрать себе такого мужчину: тронь — рассыплется! Стыдно и бить этого мозгляка: придется его прирезать!

— Слышите? Это же убийца!

Сальватор все слышал; не стоит и говорить, что он относился к угрозам Жана Быка так, как они того заслуживали.

— Почему всякий раз, как я к вам захожу, вы деретесь или ссоритесь? — спросил Сальватор. — Вы плохо кончите, мадемуазель Фифина, это я вам говорю. Однажды с вами случится несчастье, не знаю какое, но оно обрушится на вас как удар грома, вы даже покаяться не успеете!

— Ну уж, во всяком случае, не от этого ничтожества! — взвыла мадемуазель Фифина, скрипнув зубами от злости и поднеся к носу Бартелеми кулак.

— Почему не от него? — поинтересовался Сальватор.

— Я решила его бросить, — заявила мадемуазель Фифина.

Жан Бык подпрыгнул, словно коснувшись вольтова столба.

— Ты меня бросишь? — вскричал он. — Бросишь после того, что я от тебя терпел, тысяча чертей?! Никуда ты от меня не денешься, будь уверена, или я тебя найду хоть на краю света и задушу собственными руками!

— Слышите, слышите, господин Сальватор? Если я подам на него в суд, надеюсь, вы выступите свидетелем.

— Замолчите, Бартелеми, — ласково проговорил Сальватор. — Хоть Фифина так и говорит, в глубине души она вас любит.

Строго взглянув на молодую женщину, словно змеелов на гадюку, он прибавил:

— Должна вас любить, во всяком случае. Что бы она ни говорила, вы все-таки отец ее ребенка.

Женщина съежилась под взглядом, которому Сальватор позаботился придать угрожающее выражение, и ласково невинным голоском проговорила:

— Конечно, я его люблю, хотя он бьет меня смертным боем… Как я, по-вашему, господин Сальватор, могу быть ласковой с мужчиной, который все время грозит да бранится?

Жана Быка тронул этот крутой поворот в поведении возлюбленной.