Сальватор

— Там тоже друзья? — спросил папаша Берто.

— Еще бы! Судите сами!

Эрбель подал знак, чтобы шлюп подошел поближе.

Беглецы ждать себя не заставили. В одно мгновение суденышко подняло паруса и пошло к берегу, но на сей раз не под звуки выстрелов, а под крики «Да здравствует король! Да здравствует Франция!»

Все жители Бомона высыпали на мол.

Пятеро беглецов причалили к берегу.

Пьер Эрбель поцеловал родную землю, эту общую мать, словно дело происходило во времена Древнего Рима.

Остальные бросились в объятия тех, кто стоял к ним ближе других. Да и не все ли было равно, кого обнимать? Разве не были они все братьями? А Парижанин обращался главным образом к сестрам…

Тем временем бедный Питкерн весьма печально наблюдал за всеобщей радостью.

— А этот баклан чего надулся? — спросил старик Берто.

— Да это англичанин, одолживший нам свою посудину, — улыбнулся Пьер Эрбель.

— Одолжил?! — переспросил Берто. — Англичанин одолжил вам свою посудину? А ну-ка пусть идет сюда, мы его увенчаем розами!

Эрбель остановил Берто, который в своем воодушевлении собирался прижать Питкерна к груди.

— Спокойнее, — сказал Эрбель. — Он одолжил нам шлюп, как мы одолжили остров Джерси королю Георгу — уступив силе.

— Это другое дело, — кивнул Берто. — Значит, ты не только убежал, но и пленников с собой привел! Вот это дело! Красавца-моряка да еще прекрасный шлюп! Клянусь, он стоит двадцать пять тысяч ливров: по пять тысяч франков на брата.

— Питкерн не пленник, — возразил Эрбель.

— Как так не пленник?

— Нет, и шлюп мы продавать не собираемся.

— Почему?

— Питкерн оказался в ловушке потому, что говорит по-бретонски и у него добрая душа: мы должны обойтись с ним как с земляком.

Он поманил валлийца, обратившись к нему на нижнебретонском наречии:

— Подойди сюда, Питкерн!

Тому ничего не оставалось, как повиноваться, что он и сделал, но хмуро, против воли, как бульдог, заслышавший приказание хозяина.

— Пусть все, кто из Нижней Бретани, подойдут ближе! — пригласил Эрбель и обвел рукой вокруг.

— Друзья мои! — продолжал он, представляя им Питкерна. — Вот земляк, которого надо на славу угостить сегодня вечером, потому что завтра утром он вернется в Англию.

— Браво! — одобрительно прокричали моряки, протягивая Питкерну руки.

Тот ничего не понимал. Он решил, что высадился в незнакомом уголке Уэльса.

Все говорили по-гэльски.

Эрбель объяснил ему, что происходит и как решили поступить с ним и с его шлюпом.

Незадачливый англичанин не мог в это поверить.

Не беремся описывать праздник, героями которого оказались пятеро беглецов и славный Питкерн. Вечер прошел за столом, а ночь — в танцах.

На следующий день сотрапезники, танцоры и танцорки проводили Питкерна на шлюп, снабженный едой и питьем так, как никогда раньше. Потом ему помогли поднять паруса и якорь.

Ветер был попутный, и шлюп величаво вышел из гавани под крики: «Да здравствуют бретонцы! Да здравствуют валлийцы!»

Погода в тот день, да и на следующий, была прекрасная; есть все основания полагать, что славный Питкерн и его «Красавица Софи» благополучно добрались до Англии; а рассказ об этом приключении можно и сейчас услышать от жителей Пембрука.

XXIV «ПРЕКРАСНАЯ ТЕРЕЗА»

Читатели понимают, что события, о которых мы сейчас рассказали, преувеличенные бретонской поэтикой и приукрашенные парижской шутливостью, создали Пьеру Эрбелю репутацию отважного и вместе с тем осторожного человека. Благодаря этому он скоро оказался первым среди своих товарищей, а те были тем более ему признательны за товарищеские отношения, так как ни для кого из них не было секретом, что он принадлежит к одному из знатнейших родов не только Бретани, но и Франции.

В течение нескольких мирных лет, последовавших за признанием Англией американской независимости, Пьер Эрбель не терял времени даром и в качестве сначала помощника капитана, а потом и капитана торгового судна совершил путешествие в Мексиканский залив, дважды побывал в Индии: один раз на Цейлоне, другой — в Калькутте.

И когда война вспыхнула с небывалым ожесточением в 1794 и 1795 годах, Пьер Эрбель попросил Конвент назначить его капитаном, и это было сделано без каких-либо затруднений, принимая во внимание его прошлые заслуги.

Более того, поскольку Пьер Эрбель был известен своим бескорыстием и чисто национальной ненавистью к англичанам, ему доверили вооружить корвет или бриг по своему усмотрению. С этой целью Эрбелю открыли кредит на пятьсот тысяч франков, а в брестском арсенале было приказано выдать капитану Пьеру Эрбелю любое оружие, какое он сочтет необходимым для вооружения своего корабля.

На верфях Сен-Мало находился тогда прекрасный бриг водоизмещением в пятьсот или шестьсот тонн; за его строительством капитан Эрбель следил с неизменным интересом, приговаривая:

— Вот бы иметь такой корабль в собственном своем распоряжении: в мирное время — с двенадцатью матросами на борту, чтобы торговать кошенилью и индиго, а в военное время — со ста пятьюдесятью матросами, чтобы охотиться за англичанами! Тогда мне сам черт не брат!