Сальватор

Но большой любитель живописи приметил на противоположной стене картину таких же размеров, что и первая; она изображала путешествие Фауста и Мефистофеля. Он почувствовал, что его непреодолимо тянет к «Фаусту», как недавно привлекли к себе «Колдуньи».

Тем не менее, Жибасье прекрасно умел владеть собой, чем был обязан силе своего разума. Он остановил себя, пробормотав сквозь зубы:

— В конце концов, кто мне мешает вернуться сюда в один из ближайших дней? Было бы глупо не иметь пару, когда за них дают такую хорошую цену! Зайду завтра или послезавтра.

Успокоив себя на этот счет, Жибасье догнал г-на Жакаля, который уже отворил входную дверь и, не слыша шагов своего приспешника, обернулся спросить о причине его задержки.

Жибасье отлично понял беспокойство начальника.

— Я здесь, — доложил он.

Господин Жакаль кивнул подчиненному, проследил за тем, чтобы тот плотно притворил дверь, и, уже выйдя на улицу Ульм, заметил:

— А знаете, Жибасье, у вас бесценная собачка, по-настоящему редкий зверек!

— Собаки как дети, ваше превосходительство, — нравоучительно отвечал Жибасье. — Если вовремя за них взяться, можно сделать и из тех и из других абсолютно все, что вам хочется, то есть по желанию воспитать их послушными или бунтовщиками, святыми или негодяями, идиотами или умниками. Главное — взяться вовремя. Если вы не вдолбите им с раннего детства самые строгие принципы, ничего стоящего из них не выйдет; в три года собаку уже не исправить, как и ребенка в пятнадцать лет. Ведь вы знаете, ваше превосходительство, что способности у человека и инстинкт у животного развиваются из расчета продолжительности их жизни.

— Да, Жибасье, знаю. Но в ваших устах самые банальные истины приобретают прелесть новизны. Вы светоч знания, Жибасье!

Жибасье скромно опустил голову.

— Мое образование началось в семинарии, ваше превосходительство, — сказал он, — а закончил я его под наблюдением опытнейших теологов… или, точнее, я его еще не завершил, потому что пополняю свои познания ежедневно. Но должен сказать, ваше превосходительство, что особенно старательно я изучал принципы, способы и системы воспитания и развращения юношества. О, в этой области мои учителя-иезуиты поднаторели! Я, признаюсь, даже не всегда мог следовать их урокам! Но, расходясь с ними порой во взглядах на некоторые вопросы воспитания, я, думается, очень много почерпнул из их учения. И если мне суждено стать министром народного просвещения, я начну с полного, радикального, абсолютного преобразования нашей воспитательной системы, имеющей тысячи недостатков.

— Не совсем разделяя ваше мнение по этому вопросу, Жибасье, — сказал г-н Жакаль, — я все же считаю, что это серьезное дело заслуживает всяческого внимания. Но позвольте вам заметить, что меня сейчас занимает не столько воспитание детей, сколько вопрос о том, как вам удалось выдрессировать вашу Карамельку.

— О, очень просто, ваше превосходительство!

— А все-таки?

— Как можно меньше ласкал и как можно больше бил.

— Как давно у вас эта собака, Жибасье?

— С тех пор как умерла маркиза.

— Кого вы называете маркизой?

— Свою любовницу, ваше превосходительство, которая и была первой хозяйкой Карамельки.

Господин Жакаль приподнял очки и взглянул на Жибасье.

— Вам довелось любить маркизу, Жибасье? — спросил он.

— Она, во всяком случае, меня любила, ваше превосходительство, — скромно промолвил Жибасье.

— Настоящая маркиза?

— Не могу поручиться, ваше превосходительство, что она когда-нибудь ездила в королевских каретах… но я видел ее бумаги.

— Примите мои поздравления, Жибасье, и в то же время соболезнования, раз вы сообщаете мне и о существовании и о кончине этой аристократической особы… Так она умерла?

— Так она, во всяком случае, утверждает.

— Вас, стало быть, не было в Париже, когда случилась трагедия, Жибасье?

— Нет, ваше превосходительство, я находился на юге.

— Где поправляли свое здоровье, как я имел честь от вас слышать?

— Да, ваше превосходительство… Однажды утром ко мне прибежала Карамелька — немой, если не слепой, свидетель нашей любви. У нее на шее было привязано письмо, в котором маркиза мне сообщала, что находится при смерти в соседнем городе и посылает мне с Карамелькой последний привет.

— О-о, от вашего рассказа слезы наворачиваются на глаза! — заметил г-н Жакаль и громко высморкался, словно бросая вызов ребяческим установлениям благопристойности. — И вы удочерили Карамельку?

— Да, ваше превосходительство. За шесть-восемь месяцев до того я уже взялся за ее воспитание и продолжил его с того, на чем остановился. Она стала мне подругой, наперсницей, и через неделю у меня уже не было от нее тайн.

— Трогательная дружба! — воскликнул г-н Жакаль.

— Да, действительно очень трогательная, ваше превосходительство, потому что в наш век интересы вытеснили чувства, и приятно видеть, что хотя бы животные проявляют знаки внимания, в которых нам отказывают люди.

— Мысль горькая, но верная, Жибасье!