Сальватор

И вот, как мы уже сказали, около двух недель спустя после той ночи, когда Жан Бык собирался сначала задушить, потом убить, а затем утопить г-на де Вальженеза, примерно в тот час, когда обыкновенно проходила Карамелька, похожий на домовладельца господин, одетый в редингот, хотя, судя по погоде, такая мера предосторожности была излишней, решительно вошел в колдовскую лабораторию на улице Ульм. На носу у него сидели очки, а в руке он держал трость с золоченым набалдашником.

Хозяйка заведения сидела на привычном месте в ожидании клиентов.

— Это вы Броканта? — спросил незнакомец в упор.

— Да, сударь, — отвечала та, не в силах, как и Бабилас, сдержать дрожь, стоило кому-нибудь заговорить чересчур громко или грубо.

— Вы колдунья?

— Я гадаю на картах.

— Мне казалось, что это одно и то же.

— Почти, однако не стоит смешивать.

— Хорошо, я не буду смешивать; я хочу, чтобы вы мне погадали, милейшая.

— Господину разложить малую или большую колоду?

— Большую, черт побери, большую! — отвечал господин, забивая в нос большую понюшку табаку. — То, что я желаю узнать, имеет огромное значение, и чем больше будет колода, тем лучше.

— Может быть, господину угодно знать, удачным ли будет его брак?

— Нет, любезная, нет. Брак — это зло само по себе и удачным быть не может.

— Господин желает знать, получит ли он наследство от одной из своих родственниц?

— У меня одна-единственная тетка, которой я сам плачу пожизненную ренту в шестьсот ливров.

— Господин хочет узнать, как долго он проживет?

— Нет, любезная, я и так достаточно пожил для своих лет, однако мне совсем не интересно знать, когда я умру.

— A-а, понимаю: господин желает вернуться на родину?

— Я родом из Монружа, а кто хоть раз там побывал, ни за что не захочет увидеть его снова.

— Что же вам, в таком случае, угодно? — осмелилась задать вопрос Броканта, боясь, что дальнейшие расспросы, не имевшие ничего общего с желаниями посетителя, могут повредить ее репутации колдуньи.

— Я хотел бы узнать, — отозвался таинственный незнакомец, — попаду ли я в рай.

Броканта не могла скрыть изумления.

— Что же в этом необычного? — спросил господин из Монружа. — Разве о той жизни предсказывать труднее, чем об этой?

— С помощью карт, сударь, узнать можно все, — отвечала Броканта.

— Так узнайте!

— Баболен! — крикнула старуха. — Большую колоду!

Баболен лежал в углу комнаты и учил белого пуделя играть в домино. Он встал и пошел за большой колодой.

Броканта устроилась поудобнее в кресле, позвала ворону, которая спала, спрятав голову под крыло, потом усадила вокруг себя собак, оставив Бабиласу из материнской нежности местечко у окна, и приступила к гаданию: свидетелями ее гадания мы уже были, когда она раскладывала карты Жюстену.

Действующие лица были все те же, за исключением отсутствовавшей Рождественской Розы и Жюстена, которого заменил господин из Монружа.

— Вы знаете, что это вам обойдется в тридцать су? — предупредила Броканта.

Несмотря на преобразившуюся обстановку своего обиталища, она считала себя не вправе поднимать цены.

— Пускай будет тридцать су! — согласился господин из Монружа, с величавым видом бросая потертую монету, с которой слезло все серебро, обнажая медные бока; к тому времени такие монеты уже начинали переходить в разряд медалей. — В конечном счете я могу рискнуть тридцатью су ради того, чтобы узнать, попаду ли в рай.

Броканта снимала и переснимала колоду, тасовала и перетасовывала карты, раскладывала их полукругом на своей подставке.

Она дошла до самого интересного места: святой Петр — трефовый король — уже приготовился, словно тень Самуила, вызванного Аэндорской волшебницей, раскрыть тайны горнего мира, как вдруг Бабилас, не отходивший от окна, заметил Карамельку; та сдержала данное обещание и вышла на улицу одна — гибкая, стройная, элегантная, еще более свежая, веселая, нежная, соблазнительная, чем всегда.

— Карамелька! Карамелька одна! — вскричал Бабилас. — Так ты сдержала слово, собачка моя ненаглядная!.. Не могу больше терпеть, лучше смерть, Карамелька!

Стремительно выпрыгнув из окна, Бабилас бросился вдогонку своей мечте, а Карамелька засеменила по улице, призывно взглянув, чтобы как можно скорее исчезнуть на соседней улице; все это произошло за то время, пока господин терпеливо ждал ответа.

Броканта сидела к окну спиной, но, когда Бабилас выскочил на улицу, она обернулась.

Ее порывистое движение, в котором выразилась поистине материнская забота, не могло идти ни в какое сравнение с проворностью влюбленного Бабиласа: обернувшись, Броканта увидела лишь, как исчезают в окне задние ноги ее песика, бросившегося вниз головой на улицу.

Тут Броканта забыла все на свете: и господина из Монружа, желавшего узнать, попадет ли он в рай, и начатое гадание, и монету в тридцать су, которую должна была получить, — она думала только о дорогом Бабиласе.

Она вскрикнула, отбросила подставку с картами и подбежала к окну; охваченная великой страстью, она, не думая о приличии, перешагнула подоконник, выскочила на улицу и бросилась за Бабиласом в погоню.