И вот, как мы уже сказали, около двух недель спустя после той ночи, когда Жан Бык собирался сначала задушить, потом убить, а затем утопить г-на де Вальженеза, примерно в тот час, когда обыкновенно проходила Карамелька, похожий на домовладельца господин, одетый в редингот, хотя, судя по погоде, такая мера предосторожности была излишней, решительно вошел в колдовскую лабораторию на улице Ульм. На носу у него сидели очки, а в руке он держал трость с золоченым набалдашником.
Хозяйка заведения сидела на привычном месте в ожидании клиентов.
— Это вы Броканта? — спросил незнакомец в упор.
— Да, сударь, — отвечала та, не в силах, как и Бабилас, сдержать дрожь, стоило кому-нибудь заговорить чересчур громко или грубо.
— Вы колдунья?
— Я гадаю на картах.
— Мне казалось, что это одно и то же.
— Почти, однако не стоит смешивать.
— Хорошо, я не буду смешивать; я хочу, чтобы вы мне погадали, милейшая.
— Господину разложить малую или большую колоду?
— Большую, черт побери, большую! — отвечал господин, забивая в нос большую понюшку табаку. — То, что я желаю узнать, имеет огромное значение, и чем больше будет колода, тем лучше.
— Может быть, господину угодно знать, удачным ли будет его брак?
— Нет, любезная, нет. Брак — это зло само по себе и удачным быть не может.
— Господин желает знать, получит ли он наследство от одной из своих родственниц?
— У меня одна-единственная тетка, которой я сам плачу пожизненную ренту в шестьсот ливров.
— Господин хочет узнать, как долго он проживет?
— Нет, любезная, я и так достаточно пожил для своих лет, однако мне совсем не интересно знать, когда я умру.
— A-а, понимаю: господин желает вернуться на родину?
— Я родом из Монружа, а кто хоть раз там побывал, ни за что не захочет увидеть его снова.
— Что же вам, в таком случае, угодно? — осмелилась задать вопрос Броканта, боясь, что дальнейшие расспросы, не имевшие ничего общего с желаниями посетителя, могут повредить ее репутации колдуньи.
— Я хотел бы узнать, — отозвался таинственный незнакомец, — попаду ли я в рай.
Броканта не могла скрыть изумления.
— Что же в этом необычного? — спросил господин из Монружа. — Разве о той жизни предсказывать труднее, чем об этой?
— С помощью карт, сударь, узнать можно все, — отвечала Броканта.
— Так узнайте!
— Баболен! — крикнула старуха. — Большую колоду!
Баболен лежал в углу комнаты и учил белого пуделя играть в домино. Он встал и пошел за большой колодой.
Броканта устроилась поудобнее в кресле, позвала ворону, которая спала, спрятав голову под крыло, потом усадила вокруг себя собак, оставив Бабиласу из материнской нежности местечко у окна, и приступила к гаданию: свидетелями ее гадания мы уже были, когда она раскладывала карты Жюстену.
Действующие лица были все те же, за исключением отсутствовавшей Рождественской Розы и Жюстена, которого заменил господин из Монружа.
— Вы знаете, что это вам обойдется в тридцать су? — предупредила Броканта.
Несмотря на преобразившуюся обстановку своего обиталища, она считала себя не вправе поднимать цены.
— Пускай будет тридцать су! — согласился господин из Монружа, с величавым видом бросая потертую монету, с которой слезло все серебро, обнажая медные бока; к тому времени такие монеты уже начинали переходить в разряд медалей. — В конечном счете я могу рискнуть тридцатью су ради того, чтобы узнать, попаду ли в рай.
Броканта снимала и переснимала колоду, тасовала и перетасовывала карты, раскладывала их полукругом на своей подставке.
Она дошла до самого интересного места: святой Петр — трефовый король — уже приготовился, словно тень Самуила, вызванного Аэндорской волшебницей, раскрыть тайны горнего мира, как вдруг Бабилас, не отходивший от окна, заметил Карамельку; та сдержала данное обещание и вышла на улицу одна — гибкая, стройная, элегантная, еще более свежая, веселая, нежная, соблазнительная, чем всегда.
— Карамелька! Карамелька одна! — вскричал Бабилас. — Так ты сдержала слово, собачка моя ненаглядная!.. Не могу больше терпеть, лучше смерть, Карамелька!
Стремительно выпрыгнув из окна, Бабилас бросился вдогонку своей мечте, а Карамелька засеменила по улице, призывно взглянув, чтобы как можно скорее исчезнуть на соседней улице; все это произошло за то время, пока господин терпеливо ждал ответа.
Броканта сидела к окну спиной, но, когда Бабилас выскочил на улицу, она обернулась.
Ее порывистое движение, в котором выразилась поистине материнская забота, не могло идти ни в какое сравнение с проворностью влюбленного Бабиласа: обернувшись, Броканта увидела лишь, как исчезают в окне задние ноги ее песика, бросившегося вниз головой на улицу.
Тут Броканта забыла все на свете: и господина из Монружа, желавшего узнать, попадет ли он в рай, и начатое гадание, и монету в тридцать су, которую должна была получить, — она думала только о дорогом Бабиласе.
Она вскрикнула, отбросила подставку с картами и подбежала к окну; охваченная великой страстью, она, не думая о приличии, перешагнула подоконник, выскочила на улицу и бросилась за Бабиласом в погоню.