Сальватор

— Я вам спою? — не понял Лоредан.

— Само собой! Должны же вы знать вешелые пешни, как говорит мой друг Туссен-Лувертюр.

И Жан Бык бессмысленно загоготал, как обычно бывает перед сильным опьянением.

— Ошибаетесь, сударь, — холодно возразил Вальженез. — Я не знаю песен.

— Не знаете хоть какой-нибудь застольной песни? — продолжал настаивать Жан Бык.

— И неважно, подходит ли она к питью или к еде! — поддакнул Туссен. — Я бы даже предпочел такую, под которую хорошо есть, тем более что меня начинает донимать не жажда, а голод.

— Поняли, приятель? — спросил Жан Бык, приготовившись отбивать в ладоши такт.

— Клянусь вам, что не только не знаю подходящей песни, — сказал г-н де Вальженез, несколько напуганный тоном Жана Быка, — но и не умею петь.

— Вы не умееть петь? — спросил Туссен; приятель упрекал его за овернский говор, и он теперь пытался искупить этот недостаток, разговаривая словно какой-нибудь негр. — Моя вам не верить!

— Уверяю вас, что не умею петь, — повторил Лоредан. — Мне очень жаль, потому что это могло бы доставить вам удовольствие, но это выше моих сил.

— Жалко! — расстроился Жан Бык. — Вас это немного развеселило бы, да и меня тоже.

— В таком случае мне жаль вдвойне, — отвечал Вальженез.

— Ой! — обронил Туссен.

— Что такое? — спросил Жан.

— У меня есть мысль!

— Врешь!

— Нет, правда, — настаивал Туссен.

— Ну, говори, что ты там надумал!

— Раз этот юный сеньор не умеет или не хочет петь, — не теряя надежды, продолжал Туссен, — он должен уметь плясать, верно, дружище Жан?

С трудом ворочая языком, он обратился к Лоредану:

— Спляшите-ка нам, господин граф!

— Сплясать вам? Вы с ума сошли?! — вскричал Вальженез.

— Почему с ума сошли? — спросил Туссен.

— Разве танцуют просто так, без причины?

— Хорошо, — согласился Туссен, — без причины не танцуют: люди танцуют, чтобы танцевать. У себя на родине я плясал каждый день.

— Бурре? — осведомился Лоредан.

— Вот именно… Может, вы имеете что-нибудь против бурре?

— Нет, но я не могу исполнить этот танец, я его не знаю.

— Я и не прошу вас сплясать что-то определенное, — не унимался Туссен. — Танцуйте хоть гавот, лишь бы танцевать. Верно я говорю, Жан? Господин граф должен обязательно сплясать.

— Я с удовольствием посмотрю, как танцует господин граф…

— Слышите, уважаемый?

— …но…

— Пусть ваш приятель договорит, вы же слышали, он сказал «но…» — заметил Лоредан.

— …но для танцев нужна музыка, — закончил свою мысль Жан Бык.

— Разумеется, господин Жан Бык прав! — подхватил Вальженез, с ужасом думая о том, что, если великан согласится со своим товарищем, придется танцевать ради удовольствия двух могикан.

— А что, разве трудно что-нибудь придумать? — возразил Туссен (под действием вина он становился упрямым и изобретательным).

— Не знаю, трудно ли это, — простодушно произнес Жан Бык, — ведь мне никогда не приходилось придумывать ничего подобного, но мне кажется, для этого нужен какой-нибудь инструмент, не так ли, господин граф?

— Ну, разумеется, — пожал плечами Лоредан.

— Инструмент?! Да у нас у всех по инструменту на каждой руке! — заявил Туссен.

С этими словами Туссен округлил свою черную ручищу в виде охотничьей трубы, причем большой палец должен был служить мундштуком, и, приложив его к губам, стал трубить «Короля Дагобера».

Обернувшись к Жану Быку, он спросил:

— Ну, чем плох инструмент, а?

— Хорош, но для охоты, а не для танцев, — продолжал упорствовать тот.

— Верно, — подтвердил Туссен, легко соглашавшийся с возражениями, если находил их справедливыми. — Раз мы не поем и не пляшем, давайте пить!

— Согласен! — воскликнул г-н де Вальженез. — Давайте выпьем!

Но он переусердствовал и согласился слишком поспешно: он хотел напоить допьяна двух приятелей, избежав этого сам. Жан Бык смотрел на него, еще не совсем раскусив план г-на де Вальженеза: славный малый не предполагал, что вино может обратиться отравой; однако он почуял подвох и, снова поставив на стол бутылку, которую обхватил было за горлышко, собираясь налить Туссену, сказал:

— Нет, тебе хватит, Туссен!

— Мне всегда будет мало, дружище Жан.

— Может, это и верно, — заметил плотник, — да только не сегодня.

— Но вы же сами мне предлагали выпить, — отважился возразить пленник, — и я не стал отказываться.

— Вы, любезный мой сеньор, другое дело, — покосился на него Жан, — вы вольны пить, сколько вашей душе угодно… Я же вам сказал: в буфете еще бутылок сорок. Подставляйте свой стакан!

Лоредан повиновался; Жан Бык наполнил стакан на две трети и поставил бутылку на стол.

— А вы? — спросил г-н де Вальженез.

— Я? — переспросил Жан Бык. — Мне хватит. Туссен вам сказал, что я теряю голову, когда выпью лишнего. Он прав: мне не надо больше пить.

— Еще стаканчик, чтобы меня поддержать! — настаивал Вальженез, делая вид, что не понимает причину его воздержанности, хотя на самом деле отлично ее понял.

— Вы настаиваете? — спросил плотник, пристально глядя на графа.

— Мне бы этого хотелось.

— Будь по-вашему, — кивнул великан, наливая себе вина.

— А мне? — попросил Туссен.

— Тебе — нет!.. — отрезал Жан Бык.

— Почему нет?

— Потому что я решил: ты больше пить не будешь.