Сальватор

– Вы сказали мне, мсье, что без осложнений в связи со смертью Манюэля и казнью господина Сарранти вы вполне в силах остаться хозяином положения, не так ли?

– Так, сир.

– Так вот, вам больше не приходится опасаться никаких осложнений. С этого самого момента господин Сарранти свободен. У меня в руке неоспоримое доказательство его невиновности.

– Но… – удивленно произнес префект полиции.

– Вы сейчас возьмете с собой в карету вот этого человека, – сказал король, указывая на брата Доминика, – и отправитесь с ним в «Консьержери». Там вы немедленно выпустите господина Сарранти на свободу. Повторяю вам, он невиновен. И я желаю, чтобы невиновный человек после того, как его невиновность была мне доказана, ни минутой больше не был в застенке.

– О, сир! Сир! – произнес монах, благодарно протянув руки к королю.

– Ступайте, мсье, – сказал Карл X, – и не теряйте ни минуты!

Затем он повернулся к монаху.

– У вас есть восемь дней на то, чтобы оправиться от тягот и лишений вашего паломничества, брат мой, – сказал он. – Через восемь дней вы придете в тюрьму.

– О, да, сир! – воскликнул монах. – Мне поклясться?

– Клятв ваших мне не нужно. С меня достаточно вашего слова.

И король снова повернулся к префекту полиции.

– Ступайте, мсье, – сказал он, – и проследите, чтобы все было сделано так, как я хочу.

Префект полиции поклонился и вышел. Монах пошел за ним следом.

– Не соблаговолит ли Ваше Величество объяснить мне все это?.. – решился задать вопрос министр юстиции.

– Объяснение самое что ни на есть короткое, мсье, – сказал король. – Возьмите вот этот документ: в нем доказательство невиновности господина Сарранти. Я поручаю вам сообщить его содержание господину министру внутренних дел. Полагаю, что он испытает некоторое смущение, узнав имя настоящего убийцы и признав в нем того самого человека, кандидатуру которого он поддерживал. Что же касается монаха, то, поскольку правосудие все же должно свершиться, позаботьтесь о том, чтобы его дело было рассмотрено в самое ближайшее время… И еще, мсье, возьмите этот нож: как-никак улика.

И, предоставив министру юстиции свободу выбора: уехать ли домой или проследовать за ним, король, весь светясь от радости, вернулся в гостиную, где его ждал обер-егермейстер.

– Так что, сир? – спросил гот.

– Охота состоится завтра, дорогой граф, – сказал король. – Постарайтесь, чтобы она удалась на славу!

– Позвольте сказать вам, Ваше Величество, – произнес обер-егермейстер, – что никогда еще я не видел у вас на лице такого счастливого выражения.

– Да, дорогой граф, – ответил на это Карл X. – За четверть часа я помолодел лет на двадцать.

Затем он обратился к ошеломленным министрам.

– Господа, – сказал он, – после только что полученных новостей господин префект полиции заверяет, что завтра в Париже все будет спокойно.

И, поприветствовав их взмахом руки, он в последний раз прошелся по салонам, предупредил дофина о том, что охота все же состоится, сказал грациозный комплимент герцогине Ангулемской, поцеловал герцогиню Беррийскую, потрепал, как любящий дед, за щечку герцога Бордосского, – ни дать ни взять: буржуа с улицы Сен-Дени или с бульвара Тампль. После чего ушел в свою опочивальню.

Там он подошел к висящему напротив кровати барометру, радостно воскликнул, увидев, что прибор показывает хорошую погоду, помолился, лег и заснул, бормоча слова утешения.

– Спасибо, Господи! Завтра будет прекрасная погода для охоты!

Вот именно вследствие этих-то описанных нами событий и случилось то, что, проникнув в камеру господина Сарранти, Сальватор увидел, что она была пуста.

Глава CXIV Попробуем заняться политикой

Среди персонажей, сыгравших роковую роль в драме, которую мы излагаем читателям, есть один, о существовании которого, так мы по крайней мере надеемся, они еще не полностью забыли.

Мы хотим поговорить о полковнике Рапте, отце и муже Регины де Ламот-Удан.

Само собой разумеется, что благодаря деньгам, взятым у мэтра Баррато, и возвращению писем, похищенных Жибасье, дело с письмами не получило никакой огласки.

Однако же для того, чтобы лучше объяснить сцены, которые за этим последуют, мы просим у наших читателей дозволенья в нескольких словах повторить то, что мы уже так пространно говорили о графе Рапте.

Петрюс так описал его портрет:

«Этот человек холоден и неподвижен, словно мрамор. Кажется, что некий природный инстинкт тянет его к земле. Глаза его тусклы, словно матовое стекло, и без того тонкие губы всегда поджаты. Нос имеет округлую форму. Цвет лица напоминает пепел. Голова его подвижна, лицо почти никогда. Если наложить ледяную маску на живое лицо, не прекращая в то же время подачи крови, этот анатомический шедевр мог бы дать некоторое представление о лице этого человека».

Регина со своей стороны набросала его моральный, или скорее аморальный облик.

Она сказала ему в первую ночь после свадьбы, когда произошла та ужасная сцена, которую мы вам нарисовали: