Сальватор

– И тогда Жерар Тардье рассказал мне о том, что, уступив требованиям женщины, с которой он сожительствовал, он решил отделаться от своих племянников. Конечно, решение это он принял не без колебаний, не без внутренней борьбы, не без угрызений совести. Но наконец принял… Сообщники решили, что каждый из них выполнит свою часть этой страшной работы: он займется мальчиком, а она – девочкой. Ему удалось это сделать: он сбросил мальчика в пруд и каждый раз, когда его головка показывалась на поверхности, бил по ней веслом…

– Сознаете ли вы, что рассказываете мне очень страшную историю?!

– Да, сир, я знаю, история эта просто жуткая.

– И что вы должны дать мне доказательства того, что вы рассказываете.

– Я их вам представлю, сир.

После чего монах продолжил:

– Но у женщины ничего не получилось: в тот самый момент, когда она уже готова была перерезать девочке горло, привлеченный криками жертвы пес, сорвавшись с цепи, влетел в окно, бросился на женщину и задушил ее. А девочка, вся в крови, убежала…

– Она жива? – спросил король.

– Не знаю. Ваша полиция похитила ее для того, чтобы она не смогла быть свидетелем со стороны моего отца.

– Мсье, клянусь вам честью дворянина, что правосудие во всем этом разберется… Но где доказательства? Дайте мне доказательства!

– Вот оно, – сказал монах, доставая спрятанный на груди свиток.

И он с поклоном вручил королю свернутый трубочкой документ, на котором сверху были написаны такие слова:

«Эта моя исповедь перед Богом и, возможно, перед людьми может быть в случае необходимости обнародована после моей смерти.

Жерар Тардье».

– И как давно этот документ у вас в руках? – спросил король.

– С того времени, – ответил монах, – как убийца вручил мне его, полагая, что скоро умрет.

– И, обладая таким документом, вы ничего не сказали, вы не показали его судьям, вы не предъявили его никому?

– Сир, неужели вы не видите, что на бумаге написано, что исповедь виновного может быть оглашена только после его смерти?

– Значит, он умер?

– Да, сир, – ответил монах.

– Давно ли?

– Три четверти часа тому назад. Ровно столько времени мне понадобилось, чтобы добраться из Ванвра в Сен-Клу.

– О, негодяй! – сказал король. – Он так вовремя умер по воле Божьей.

– Да, я тоже думаю, что по воле Божьей, сир… Но я знаю также и то, – продолжил монах, встав на колени, – что и я тоже негодяй. И еще больший, чем тот, кто умер.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил король.

– Я хочу сказать, что господин Жерар умер не своей смертью, сир.

– Он покончил жизнь самоубийством? – воскликнул король.

– Нет, сир. Его убили!

– Убили! – вскричал король, увидев во всей этой темной истории проблеск света. – Убили? И кто же?

Монах достал спрятанный на груди кинжал, которым он убил господина Жерара, и положил его к ногам короля.

Кинжал был весь в крови.

Рука монаха тоже была в крови.

– О! – произнес король, отступив на шаг. – Убийца его…

Он не посмел закончить.

– Я, сир, – сказал монах, уронив голову на грудь. – Это было единственным средством для спасения чести и жизни моего отца. Эшафот уже готов, сир. Прикажите мне на него взойти!

Наступило молчание, во время которого монах, оставаясь все в той же позе, ждал своего ареста.

Но, к большому удивлению аббата Доминика, король, отпрянувший при виде окровавленного кинжала, не приближаясь к нему, произнес мягким голосом:

– Встаньте, мсье. Ваше преступление, безусловно, ужасно, чудовищно. Но объяснением, если не оправданием ему является ваша любовь к отцу: именно сыновья любовь вложила в вашу руку кинжал. И хотя никому не дано выступать судьей в своих интересах, пусть все решит закон. Пока же я не могу ничего сказать и ничего сделать до того часа, когда суд вынесет решение по вашему делу.

– А мой отец, сир! Мой отец! – вскричал молодой человек.

– Это совсем другое дело.

Король позвонил. На пороге вырос лакей.

– Скажите господину префекту полиции и господину министру юстиции, что я жду их здесь.

Затем, видя, что монах продолжает стоять на коленях, несмотря на то, что король велел ему подняться, Карл X повторил:

– Поднимитесь же с колен, мсье.

Монах исполнил приказание. Но он был так слаб, что для того, чтобы не упасть, ему пришлось опереться о край стола.

– Сядьте, мсье, – сказал король.

– Сир! – пролепетал монах.

– Вижу, вы ждете приказа. Так вот, я вам приказываю сесть!

Монах в полуобморочном состоянии рухнул в кресло.

В этот момент на пороге появились приглашенные королем префект полиции и министр юстиции.

– Господа, – сказал им король почти весело, – я был прав, когда сказал вам недавно, что прибытие некоего лица, о котором мне сообщили, вполне могло изменить ситуацию.

– Что Ваше Величество хочет этим сказать? – спросил министр юстиции.

– Я хочу сказать, что был очень прав, когда противился введению осадного положения, считая это крайней мерой. И теперь мы его, слава богу, вводить не будем!

Затем он повернулся к префекту полиции: