Сальватор

Говорят, что любовь делает все существа лучше. В этом есть доля истины, и мы сейчас дадим вам еще одно доказательство этому.

Мы уже сказали, что Бабилас был псом злобным, завистливым, ворчливым. Но теперь, словно по мановению волшебной палочки, он моментально преобразился. Характером, конечно! Он стал вдруг нежным и добрым, словно черный баран, о котором говорил Гамлет. Подойдя к приятелям, он принес им свои искренние извинения, попросил у них прощения за то зло, которое причинял своим поведением, и с благородством в голосе стал умолять их снова считать его другом, дав честное благородное слово свято соблюдать строгие правила дружбы, исполнять самые жестокие обязанности.

После его слов собачье общество решило посоветоваться. Ньюфаундленд и бульдог, уступая первому порыву чувств – а он у собак, в отличие от людей, видимо, не всегда самый добрый – сначала стали настаивать на том, чтобы его придушить, не веря в искренность его заявления. Но белый пудель снова выступил на его защиту и говорил столь тепло, что вскоре его мнение было поддержано всеми собаками.

Потом прошло голосование, в результате которого было решено дать Бабиласу полную амнистию.

Белый пудель, подойдя к Бабиласу, протянул ему лапу. То же самое сделали самые уважаемые члены общества. Они сказали, что верят ему и останутся его друзьями.

Начиная с этого момента Бабилас просил открыть окно только после получения разрешения друзей. А поскольку с каждым днем температура воздуха все повышалась, это разрешение ему любезно давали. Даже борзая, которая продолжала дрожать, но призналась, что делает это скорее по привычке.

Глава XLVII Некий господин, желающий узнать, попадет ли он в рай

Так продолжалось почти месяц.

Чуть ли не ежедневно, в одно и то же время Карамель проходила мимо окна и взглядом посылала тысячу нежностей счастливому Бабиласу, который, уйдя с головой в наслаждение от своей платонической любви, был доволен обменом взглядами и сдерживался действием, которое производили на его нервную систему, очень легко возбудимую, как мы уже говорили, строгостью голоса хозяина Карамели. Возможно, кстати, что Бабилас и не был бы столь уж терпеливым, если бы Карамель не давала ему понять то ли голосом, то ли взглядом, что настанет день, когда она сумеет освободиться и более предметно ответить на его любовь.

Итак, как мы уже сказали, спустя неделю или две после той ночи, когда Жан Торо сначала едва было не задушил, потом чуть было не прибил и наконец едва-едва не утопил господина де Вальженеза, приблизительно в тот час, когда Карамель проходила обычно мимо окон Броканты, некий господин в черном рединготе, хотя температура воздуха и не требовала проявлять такую заботу о здоровье, в очках и с тростью, набалдашник которой был сделан из позолоченного серебра, внезапно вошел в лабораторию некромантии на улице Юльм.

Хозяйка заведения сидела на том месте, где обычно ожидала клиентов.

– Это вы – Броканта? – с порога спросил незнакомец.

– Да, мсье, – ответила та, слегка вздрогнув, поскольку, как и Бабилас, имела привычку вздрагивать всякий раз, когда слышала чей-нибудь грубый голос.

– Вы – колдунья?

– Я гадаю на картах.

– Полагаю, что это одно и то же.

– Почти. Но не надо смешивать.

– Ладно, не буду. Но я пришел, чтобы обратиться к вашему искусству, матушка!

– Мсье желает, чтобы ему погадали большой колодой или маленькой?

– Большой, черт возьми! Конечно, большой! – сказал посетитель, запуская в нос большую понюшку табака. – То, что я хочу узнать, так важно, что колода никак не может быть слишком большой.

– Может быть, вы хотите узнать, сможете ли вы удачно жениться?

– Нет, матушка, нет. Поскольку женитьба сама по себе уже большое несчастье, никакая женитьба просто не может быть удачной.

– В таком случае вам, вероятно, хочется узнать, унаследуете ли вы состояние одной из ваших родственниц?

– У меня из родных одна только тетка, и я выплачиваю ей пожизненную ренту в шестьсот ливров.

– Тогда вас, наверное, интересует, доживете ли вы до преклонного возраста?

– Нет, милая женщина. Я уже достаточно пожил, и мне совсем не интересно знать, когда именно я умру.

– Ага, понимаю! Значит, вы хотите снова увидеть свои родные места?

– Я родился в Монруже. А у того, кто хотя бы раз побывал в Монруже, никогда не возникнет желание приехать туда еще раз.

– В таком случае, – сказала Броканта, охваченная опасением, что столь длительный и безуспешный расспрос о желаниях посетителя повредит ее репутации волшебницы, – что же вы хотите узнать?

– Я хочу знать, – ответил загадочный незнакомец, – попаду ли я в рай.

Броканта проявила признаки своего самого большого удивления.

– Но что в этом такого необычного? – спросил господин из Монружа. – Неужели так трудно заглянуть в иной мир?

– С помощью карт, мсье, – ответила Броканта, – можно заглянуть куда угодно.

– Ну, тогда давайте заглянем!

– Баболен! – крикнула старуха. – Принеси большую колоду!