Сальватор

– Коли этот молодой господин не знает песен или не умеет петь, – продолжал Туссен, не обращая внимания на сарказм приятеля, – он должен уметь плясать, не правда ли, друг Жан?

И затем, повернувшись к Лоредану, сказал пьяным голосом:

– Не хотите ли сплясать нам что-нибудь, господин граф?

– Что! Вы хотите, чтобы я сплясал вам что-нибудь? – произнес Вальженез. – Да вы с ума сошли!

– Почему это я сошел с ума? – спросил Туссен.

– Да разве люди пляшут просто так, без повода?

– Ладно! – сказал Туссен. – Без повода люди не пляшут. Они пляшут ради того, чтобы поплясать. Когда я жил у себя на родине, мы постоянно плясали!

– Вы плясали буррэ? – спросил Лоредан.

– Да, буррэ… А вы случаем не хотите ли сплясать буррэ?

– Нет. Я буррэ сплясать не хочу, поскольку плясать не умею вовсе.

– Да я и не прошу вас сплясать именно это, – снова продолжил Туссен. – Пляшите гавот, если хотите. Но хоть что-нибудь нам спляшите. Жан, ведь правда, господин граф должен нам что-нибудь сплясать?

– Я с удовольствием посмотрел бы, как господин граф пляшет…

– Слышали, почтенный?

– Но…

– Дайте же вашему другу закончить мысль. Вы же слышали, что он произнес но, – сказал Лоредан.

– Но, – продолжал Жан Торо, – для того, чтобы плясать, должна быть музыка!

– Естественно! И мсье Жан Торо прав! – воскликнул Вальженез, подумав, что если гигант поддержит идею своего напарника, ему, графу, придется станцевать коленце для того, чтобы умилостивить обоих могикан.

– А что, музыку трудно изобразить, что ли? – произнес Туссен, ставший от выпитого вина упрямым и очень находчивым.

– Не знаю, трудно это или нет, – наивно сказал Жан Торо. – Но лично я ни разу в жизни и не пытался это сделать. Однако я полагаю, что для того, чтобы была музыка, нужен какой-то музыкальный инструмент. Не так ли, мсье граф?

– Совершенно справедливо! – сказал Лоредан, пожимая плечами.

– Что?! Инструмент? – переспросил Туссен. – Да у любого из нас есть такой инструмент!

И, сказав это, Туссен сложил свою черную ладонь в форме дудки, мундштук которой был образован большим пальцем. Затем, приложив этот мундштук к губам, он принялся мурлыкать мотив песни «Король Дагобер».

После чего, обернувшись к Жану Торо, сказал:

– Разве это – не прекрасный инструмент?

– Хороший, – ответил Жан Торо, упорствуя в своем мнении, – но он скорее годится для охоты, а не для плясок.

– И то верно, – ответил на это Туссен, всегда охотно соглашавшийся со справедливыми замечаниями. – Тогда, коль скоро мы не можем ни петь, ни танцевать, давайте пить!

– Вот это правильно! – поспешил поддержать его господин де Вальженез. – Давайте лучше пить!

Но сказал он это слишком поспешно, и в его словах явно прозвучало желание не выпить самому, а заставить напиться приятелей. Жан Торо подозрительно взглянул на него, не понимая еще, следует отметить, плана господина де Вальженеза. Поскольку этот молодец и представить не мог, что вино иногда становится отравой. Но он все же почуял какую-то опасность и, ставя на стол бутылку, которую уже держал, чтобы наполнить стакан Туссена, сказал:

– Нет, тебе уже хватит, Туссен!

– О, вина никогда не хватает, друг мой Жан.

– Вообще-то это правильно, – сказал плотник. – Но сегодня это не так.

– Однако, – возразил пленник, – вы же сами стали угощать меня. А я хочу выпить еще.

– Вы, мой благородный, – снова заговорил Жан Торо, – совсем другое дело. Вы можете упиться, если есть такое намерение… Я ведь вам уже сказал, что в шкафу стоит еще бутылок сорок. Давайте ваш стакан!

Лоредан протянул стакан, и Жан Торо наполнил его на две трети. Потом он поставил бутылку на стол.

– А вы?.. – спросил господин де Вальженез.

– Я? – переспросил Жан Торо. – Я выпил уже достаточно. Туссен вам уже сказал, что если я выпью лишнего, то становлюсь сердитым. Он прав, и я больше пить не стану.

– Давайте выпьем еще стаканчик со мной, – сказал Вальженез, сделав вид, что не понимает причин умеренности Жана Торо, хотя на самом-то деле все прекрасно понял.

– Вы этого хотите? – спросил столяр, пристально взглянув на него.

– Хочу.

– Ладно, – сказал гигант, наливая новый стакан вина.

– А мне? – спросил Туссен.

– А ты – нет!.. – грубо отрезал Жан Торо.

– Почему я – нет?

– Потому что я решил, что ты больше пить не будешь.

Туссен что-то угрюмо проворчал, отступил от стола на пару шагов, но настаивать не стал.

А Жан Торо, поднеся свой стакан к губам, произнес:

– За ваше здоровье!

– За ваше! – ответил господин де Вальженез.

Стакан Жана Торо не был полным, и он смог через стекло наблюдать за пленником. Он увидел, что тот обхватил свой ладонью, быстро поднес к губам и поставил на стол, сделав какое-то необычное движение.

В это же самое время плотник почувствовал, как ноги его стали мокрыми, словно он наступил в лужу.

Приподняв ногу, он ощупал ее рукой: ботинок промок насквозь.

Тогда он взял лампу и осветил пол. Затем, поставив ее назад на стол, сказал, замахиваясь на пленника своим огромным кулаком:

– Должен признать, что вы порядочный негодяй!

Туссен Лувертюр бросился вперед и схватил плотника за запястья рук.