Салават Юлаев

Военачальники съехались вместе. Пугачёв созвал их на совещание. Здесь были казаки и татары, башкиры и тептяри.

— Ранен ты, бригадир? — с сочувствием спросил Пугачёв. — Это худо. Славно ты действовал, а ведь надо сызнова штурмовать.

— Ничего, гуляем ещё, — бодрясь, ответил Салават. Он был уверен, что рана в ноге была получена им не от картечи врага, а от пули Аллагувата или одного из его друзей, но доказать это было никак нельзя, и он не сказал об этом Пугачёву.

— Государь, позволь словещко сказать, — обратился к Пугачёву Аллагуват.

— Говори, — разрешил тот.

Пугачёв сидел верхом. Впервые после долгого перерыва он сел в седло.

Он откинулся назад, как бы развалясь в кресле, давая разрешение говорить.

— Салават-бригадир пулковника Айтугана конщал… Чего за то ему будет?

— За что кончал? Как кончал? — с угрозой спросил Пугачёв.

— За то, что сам убег и других увёл, а когда я его держать хотел, он мою лошадь таскал под уздцы от крепости, — пояснил Салават, умолчав о том, что не он, а Кинзя свалил из седла Айтугана.

— Потом разберём, — заявил Пугачёв, — сейчас надо про дело думать, а не пустяками займаться. Он что, помер, ваш Айтуганка-то?

— Мала-мала жива, — сказал Аллагуват.

— Ну, пускай мала-мала живёт да поджидает. Коли не помрёт — там посмотрим: может, Салавата накажем, а может, и Айтугана-полковника вздёрнем на релю.

Пугачёв приказал готовиться к новому штурму.

Выстрелы в крепости прекратились. Осаждённые, видимо, спохватились, что надо беречь порох.

Пугачевцы решили, по совету Белобородова, применить тот способ, которым одолел Салават Бирскую крепость, — поджечь стены сеном. За сеном отправились в соседние деревни. С десяток первых возов прибыли в лагерь, когда в крепости зазвонили церковные колокола.

— Богу молятся, — заметил один из казаков.

— Супротив нашего не вымолят, — ответил другой. — Они только нашему, а у нас — и нашему, и татарскому, и черемисскому — всяким.

— Ужотко по-другому взмолятся, — поддержали из толпы заводских рабочих.

— Будет им печка, пузырями закипят, — подхватили заводчане, — только шлак поплывёт.

Ворота крепости растворились.

— Вылазка! — крикнули пугачевцы.

Все всколыхнулись. Но это была не вылазка: жители, солдаты и офицеры вышли без оружия и выкинули белый флаг. Крепость пала.

Группа офицеров выехала вперёд просить «государя» о милосердии. Пугачёв, сидя на лошади, принял ключи от крепости и с сильным отрядом казаков въехал в ворота.

На площади принимали присягу солдаты и обыватели. Пугачёв решил всех помиловать, но в то время, как народ приводили к присяге, из-под Бирска прискакал отряд Салаватовых башкир, выставленных для несения полевой охраны и разведки о войсках, — ими была перехвачена оренбургская почта. В числе других тут было известно о том, что неделю назад повешен в Оренбурге беглый колодник Афанасий Иванов Соколов, по прозванию Хлопуша.

— Государь-царь, Хлопушу в Оренбурхе казнили, — горестно сказал Салават.

В эту минуту Пугачёв разговаривал с осинским воеводой. Он вдруг нахмурился.

— Казнить и его, когда так, — указал Пугачёв на воеводу. И не прошло минуты, как воевода повис на площадной «глаголице».

* * *

Из Осы Пугачёв выслал своих атаманов в Закамье.

Широкий простор России лежал на его пути, и что ни день приезжали оттуда люди с вестями о том, что крестьянская Русь в нетерпении ждёт своего государя.

Весть о том, что Михельсон от Уфы идёт к Бирску, привезли башкирские дозоры. Салават отрядил часть своих воинов на Бирск для заслона дорог. Пугачёв поспешил перейти Каму и выйти по направлению к Казани.

Салават оставался в Башкирии.

— Держи переправы. Не допускать Михельсона ударить в тыл государю, — сказал на прощание Салавату Белобородов.

— Главным начальником нашего войска будешь в башкирской земле, бригадир Салават, — сказал ему Пугачёв. — Взял бы тебя с собой, да на кого нам башкирцев покинуть? Кто лучше тебя сбережёт Урал?

— Иди, государь, Москву, Питербурх забирай. Я останусь. До самой смерти стоять за тебя буду. Башкирское войско с тобой поведёт Кинзя. Кинзя — человек верный, измены не знает. Он мой самый лучший друг. Тебе его отдаю, государь. Не обидь его.

Но Кинзя упёрся, когда получил приказ собираться в поход. Он, как медведь, навалился на Салавата:

— Значит, нашему войску идти на Москву, а дома бросить тут на поток и пожары?! Значит, тут все пусть прахом идёт?! Пусть солдаты грабят наши деревни, сожгут дома, пусть убивают наших детей, насилуют женщин, сестёр… Бригадир Салават хочет жить в Питербурхе с царём во дворце?!.

— Постой, не кричи, — остановил Салават. — Бригадир Салават останется на Урале с башкирским народом. Башкирское войско ведёт с государем господин полковник Кинзя.

— Я?!

— Да-да, ты, полковник! Ты поведёшь с государем башкир. Ты вместо меня будешь всегда с государем. Храни его от беды и измены. Как только заметишь измену — не жди ничего, бей с плеча… Коновалки да старика Почиталина, да Творогова во всём опасайся. Возьмёшь три тысячи воинов…

— А ты, Салават?! С кем же останешься ты? Один?