Салават Юлаев

- Государь, государь, сам государь! - раздались голоса кругом, но Салават не успел рассмотреть государя в лицо и заметил только малиновый верх заломленной набекрень шапки.

В волнении бросился Салават за его отрядом. Он считал, что на войне во время сражений все разом во что бы ни стало должны ринуться в бой, и опасался, что пропустит битву. Каждый удар пушки волновал его больше и больше и вселял в его сердце былую отвагу... Каково же было его удивление, когда за воротами Берды он увидел тот же стан, дымящиеся костры с котелками над ними и кучки людей, с пригорка следивших за ходом битвы у Оренбурга. Иные из них дожевывали краюшки хлеба, иные - чистили воблу, другие, полностью отдавая внимание бою, громко бранились, выражая тем самым уверенность в скорой победе своих. Овчинников удержал Салавата.

Заняв позицию на пригорке, за лагерем, Салават вместе с Овчинниковым увидели вдалеке при свете утра белые дымки пушек и бегущих от Оренбурга солдат, показавшихся издали крошечными людишками... Впереди пехоты из Оренбурга скакал конный отряд, преследующий бегущих казаков. И вдруг все изменилось: два конных отряда, вынырнув неожиданно из тумана, справа и слева ударили на оренбургскую кавалерию. Казачьи пушки грянули с двух сторон картечью по оренбургской пехоте... И те, кто бежал вперед, вдруг повернули обратно к городу, а отступавшие до того казаки, оправившись, бросились их преследовать. Издалека все это было похоже на ребячью забаву, если бы не сознание, что падающие фигурки людей не просто споткнулись, а ранены или убиты.

- Видал царя? - спросил Салавата какой-то татарин.

- А ты?

- Видал. Ух, смелый батыр!.. Как поскакал впереди всех!..

Приветственный клич, раздавшийся вокруг, прервал их разговор.

Царь с казаками ехал обратно в Берду, забив неприятеля назад в ворота Оренбурга... Казаки везли пленных.

Толпа безоружных повстанцев кинулась на поле битвы подбирать брошенные оренбуржцами ружья и сабли.

- Не подходите близко к стенам - картечью огреют! - предупреждали их.

Салават не успел подъехать, чтобы вблизи увидеть царя: толпа любопытных теснилась вокруг дороги, и он не мог протолкаться через толпу. Овчинникова он тоже потерял из виду.

Он возвратился в крепость в хвосте казачьих отрядов. Мимо него протащили несколько пленных.

После вылазки оренбуржцев Берда вдруг изменилась, приутихла. Смолкли песни по кабакам, замолчали неугомонные балалайки, больше не слышно было ни выкриков пляски, ни громкого хмельного смеха.

Казаки затаились, засели по домам, и самый вид домов казался в сгущавшихся сумерках тревожным и угрюмым.

Кучки бородачей сходились у ворот и крылец, с оглядкой о чем-то вполголоса совещались...

По перекресткам явились усиленные караулы.

Общая тревога передалась и Салавату.

Говорили, что в Берде и возле Берды стоит восемь тысяч войска, из них Салават привел целую тысячу. Кого же, как не его, было встречать с почетом! Он ждал почета и считал, что его заслужил. И вот царь не звал его, не хотел его видеть, с ним говорить...

Побродив одиноко по улицам крепости, Салават забился в избу, где его оставил Овчинников, ожидая, что вот он придет наконец и позовет к царю.

На улице поднялся сильный ветер, начался дождь.

Широко распахнув дверь, в избу ввалился мужик с топором в руках, в рыжем нагольном тулупе, в лаптях и без шапки.

- Где Овчинников? - громко и требовательно спросил он.

- Ушел, - односложно сказал Салават.

Мужик подошел к нему и дыхнул в лицо водочным перегаром. Салават с отвращением отшатнулся. Мужик не заметил этого.

- Слышь, киргизец, ты не казак. Скажи русскому человеку - какую измену казаки затеяли? - тихо спросил он.

- Измену? Не знаю измены... Пьяный ты... - презрительно сказал Салават. - Иди спать.

- И ты заодно с казаками! - воскликнул мужик. - Мы спать, а вы убегёте, и нас в полон заберут!

- Ей-богу, не знаю, - отозвался Салават.

- Врешь! Знаешь!.. Бежать собрались от народа? Боярам нас выдать?! Думаешь, не знаю, что пушки к увозу готовят да лошадей овсом кормят!.. Мы все одно не пустим. С кольями встанем!..

Лапотник погрозил топором Салавату и вышел, захлопнув дверь.

По его уходе тотчас вошла хозяйка-казачка. Торопливо стала собирать по избе вещи, совать в высокий, обитый железом сундук.

- Куда собираешь? - спросил Салават, поняв, что лапотник в чем-то был прав и в крепости творится неладное.

- На кудыкину гору! - отозвалась казачка и вдруг, смутясь, пояснила: Мать захворала. К матери еду... Сам знаешь - родная мать-то одна...

По ее смущенному и торопливому бормотанию он понял, что женщина говорит неправду.

Салават вышел из дому. Еще утром, томясь бездельем, он осмотрел снаружи "дворец", в котором жил царь{244}, и даже одним глазком заглянул в окно. Он увидал золоченые стены горницы, развешанное по стене оружие, человека, который, низко склонясь к столу, что-то писал и поминутно чистил о длинные волосы кончин гусиного пера.

Караульный казак сурово окликнул любопытного зеваку, и Салават отошел, благоговейно косясь на "дворец".