По густой грязи во дворе зачвокали конские копыта, въезжая в ворота, заскрипели колеса телег, с трудом переехавших, видимо, многие броды и смывших деготь с осей.
"Дальние, - услыхав пронзительный визг колеса, подумал Салават, - или клажа велика, что так стерли смазку".
Во дворе послышалось несколько голосов, говоривших по-русски, потом зашаркали сапоги о ступени, очищая налипшую грязь; наконец все затихло.
Салтан не приходил. Салават, не раздеваясь, по-прежнему сидел на нарах. Он с завистью думал о том, что в заезжей избе за стеной, верно, пьют теперь чай.
"Небось, кто с деньгами приходит, тех кормит и поит Салтан - не так, как меня, принимает", - угрюмо думал Салават. Он почувствовал, что голод острее и острее, что он почти не может сидеть от голода. "И кобыла моя голодна, - продолжал он думать, - а старый козел небось не накормит".
Беглец встал с лавки и прошелся по кладовой.
В сенях возле двери заговорили тихо на русском языке; по-русски Салават знал немного и плохо понимал связную быструю речь. Замок громыхнул. Дверь отворилась, и в чулан вошел Салтан, сопровождая какого-то высокого, широкоплечего человека с повязкой, закрывавшей его лицо.
Войдя в полутемное помещение, гость отшатнулся от Салавата.
- Не бойся, это племянник, - успокоил его Салтан, - он даже по-русски не смыслит, первый раз дальше своей деревни гулял... Брат бедный, детей много, дома нечего есть...
Быстрые черные глаза гостя сверкнули.
- А ты, погляжу, всегда под замком племянников держишь. Я, знать, тоже племянник твой, дядя! И к чему ты мне брешешь, Салтанка?! Где это видано, чтобы работников из дому отпускали, когда дома нечего есть?
- Из-под Казани пришел, звать Ахметкой, - продолжал татарин, не для того, чтобы уверить нового гостя, а чтобы самому Салавату еще раз напомнить, как он должен теперь говорить про себя.
- Опять врешь и сызнова брешешь. Я тебя не спрашиваю, как его звать. Ты лучше, дядя, нас обоих, племянников, угости-ка с дороги.
- Ладно, ладно, сейчас угостим! - Салтан суетливо выскользнул из двери и снаружи запер ее на замок.
Неприязнь Салавата к хозяину удесятерилась. Если бы даже забыл он о клятве, данной недавно на угольке, - и тогда у него было достаточно причин для ненависти к русским. Язык, на котором человек говорит, и вера в бога его народа определяли для Салавата врагов и друзей с того дня, как он бежал из сожженной солдатами деревни. Каждый, кто говорил по-русски, теперь представлялся ему врагом. Несмотря на свои пятнадцать лет, Салават был грамотен. Недаром он, сын старшины, дружил с сыном муллы Кинзей. Мулла хотел обучить премудрости пророка своего не по годам тяжеловесного и ленивого сына. Это было трудно, и хитрый отец облегчил себе дело тем, что вовлек в учебу сметливого, бойкого Салавата. Салават легко оправдал надежды муллы, перегнав в учебе своего друга, чем огорчил муллу и доставил возможность гордиться самолюбивому старшине.
Не раз, бывало, Юлай при гостях задавал Салавату вопросы, которые требовали знания Корана, и Салават с легкостью и рассудительностью отвечал на вопросы, приводя в изумление одних, а других вынуждая изображать изумление.
Теперь не для других, не напоказ, а для себя самого вспоминал Салават строгие суры Корана, гласящие о неверных. Ненависть и презрение к неверным предписывало устами пророка само небо. И Салават ненавидел их всей душой. Потому и новый пришелец с повязкой на лице вызвал в нем чувство неприязни и отвращения.
Словно стыдясь своего безобразия, отвернувшись от Салавата, он развязал повязку, чтобы ее поправить. Тут как раз громыхнул замок. И, в поспешности оглянувшись, пришелец выдал товарищу по неволе свой страшный вид: у него не было носа... Он поспешно закрылся платком, но одного мгновения было довольно шустрому взгляду юнца. Несмотря на сумрак помещения, Салават разглядел его облик во всех ужасных подробностях...
Салават был нечаянно озадачен и молча глядел на безносого; он знал многих башкир, искалеченных так за мятежи, но в первый раз видел русского, побывавшего в руках палача. В полумраке амбара оба добровольных узника внимательно разглядывали друг друга.
Безносый молча опустился на скамью против Салавата. Вошел Салтан, неся под полой еду, плотно затворил за собой дверь и поставил на нары чашку с вареным мясом. С полки, тянувшейся вдоль стены, он достал каравай хлеба и положил перед гостями.
- Ахмет, псак бар-ма?* - обратился он к Салавату.
______________
* Ахмет, нож есть ли?
Салават не сразу отозвался. В первый раз Салтан назвал его этим новым именем, которое - кто знает, надолго ли, - должно было заменить звучное и привычное - Салават.
Безносый усмехнулся, стрельнув пронзительными и вместе смешливыми, с издевочкой, глазами в сторону юноши.
Салават подал Салтану нож. Татарин, с восхищением осмотрев красивый клинок, стал резать принесенное мясо и хлеб.
- А как у тебя, молочка нет ли? - спросил безносый хозяина и с усмешкой добавил: - От бешеной коровки.
- Знаю, знаю, - торопливо проговорил хозяин. - Как в чулан тащить угощение? Увидят!