- Питербурх далеко. Там у царя много людей... Когда он пошел через Волгу, он сам нас послал назад. Сказал: "Тут у меня довольно людей, - все принимают, все любят, а ваши дома разорят злодеи, пока вы со мной. Иди, Кинзя, к Салавату..."
- Ты вернулся один?
- Со мной пятьсот человек. Они идут по лесам, без дорог, чтобы миновать заставы. Придут сегодня и завтра, - пообещал Кинзя.
- Белобородов и Аллагуват где? - расспрашивал Салават. Он хотел узнать разом обо всех.
- Иван Наумыч убит под Казанью, - грустно сказал Кинзя. - Братья твои Сулейман и Ракай убиты.
Салават закрыл руками лицо.
- Ты не знал? - тихо спросил Кинзя, испугавшись, что сразу обрушил так много несчастий на Салавата.
- Не жалей, что сказал, - успокоил его Салават. - Лучше сразу... Как они были убиты?
- В схватке с гусарами, - тихо сказал Кинзя.
Оба надолго замолкли.
- Салават, я не мог их спасти, - словно прося прощения, сказал Кинзя. Я не жалел себя, но в это время страх одолел воинов, все побежали, и надо было сдержать. Я возвратил свой отряд, но братья твои уже были мертвы...
- Прости, Кинзя, - тепло сказал Салават. - Если бы с ними убили тебя, мне было бы еще хуже... я был бы совсем один.
- Разве может быть Салават одинок? У него ведь есть песни! - с обидой напомнил Кинзя слова, сказанные Салаватом перед его отъездом.
- Женщины и песни не воюют, - возразил Салават. - Мужская дружба нужна человеку, чтобы не быть одиноким. Песня утешает, пока поешь, женщина - пока ласкаешь, а дружба всегда с тобою в груди...
- Бригадир, - вбежав в кош Салавата, поспешно сказал запыленный гонец, - на нас идет войско в четыреста конных.
- Где идут?
- Перешли Кара-Идель у реки Курзя. Проводник у них, сын Седяша, ведет горами...
- Аднагул, сын Седяша? - живо переспросил Салават.
- Он, - подтвердил вестник.
- По коням! К ущелью Тимер Нарат, - приказал Салават. - Аднагул знает, куда вести. Я сам ему указал. - И они помчались.
Они летели, как ветер, и не прошло трех часов - заняли гору. С рассветом другого дня многотысячные вороньи стаи взлетели уже над ущельем Железной сосны. Салават уходил победителем, увозя две пушки, Его воины получили пятьсот ружей.
Неуловимость Салаватовых воинов, их упорство и смелость вызывали необходимость двинуть против них свежие силы.
Из Уфимской крепости на Ельдяк вышел полковник Рылеев во главе хорошо вооруженной команды. Салават не ожидал его прихода к Ельдяцкой крепости. Собрав все силы, он вышел навстречу Рылееву, и в течение целого дня, с рассвета до наступления ночи, шло между ними, как доносил Рылеев, "прежестокое сражение".
Ночью Салават отошел со своими отрядами в горы под Юрузень. В сражении с Рылеевым он потерял много воинов. Силы повстанцев слабели, и негде было взять новых людей, потому что мужчин почти не осталось в селениях. Прорваться в другие места тоже не было сил - все кишело войсками. Но Салават не сдавался. Он скрывался с оставшимися воинами в горах, где стояло несколько войлочных кошей. Шли дожди, мокрые кошмы пахли кислятиной. Мало вестей доходило сюда, в горы. Редко прибывали посланные Салаватом, приводя с собою не больше чем по десятку воинов.
И вот в дождливый и сумрачный день, когда Салават сидел один в коше с кураем и грустный напев, звеня, слетал из-под его пальцев, к кошу примчался гонец.
По тревожному стуку копыт Салават угадал, что что-то случилось, и, отбросив курай, вскочил с подушки.
Вестник в промокшей до последней нитки одежде вошел в кош, вынул из шапки пакет с большими печатями и подал его Салавату.
- От государя?! - воскликнул Салават.
Глаза его радостно сверкнули, сердце забилось счастьем.
Безвестность всегда порождает дурные слухи. В последние недели люди передавали вести о том, что государево войско разбито и сам он попал в плен к злодеям. Пакет от него означал, что все эти слухи ложны, что он победил, что он, как орел, парит над широкой Русской землей, может быть, уже в Петербурге или в Москве он сидит на троне и по всей России подданные приносят ему присягу, торжественно звонят на христианских церквах праздничные колокола, попы в золотых ризах поют молебны и перед царским дворцом стоят виселицы, на которых рядами висят дворяне, купцы-заводчики и взяточники-чиновники...
Салават прикоснулся пакетом ко лбу и сердцу и в нетерпении сломал печати...
Письмо предусмотрительно было написано на двух языках - на русском и татарском:
"Башкирскому старшине Салавату Юлаеву".
Салават не подумал о том, почему царь его не назвал бригадиром, а лишь простым старшиной.
"С крайним прискорбием извещаю я, что ты до этого часа погружен в слепоту и злобу, увлеченный прельщениями всем известного злодея, изменника и самозванца Пугачева..."
Прочитав одним запалом эти слова, Салават только тут понял, что письмо к нему написано не государем, а кем-то другим. Обилие больших красных печатей с орлами подсказало ему, что пишет какой-то большой начальник из стана врагов, и Салават продолжал чтение уже настороженный, холодный, спокойный, силясь понять, чего от него хотят: