Салават Юлаев

Российская дворянская империя очнулась от первоначальных иллюзий в отношении Пугачева: в Петербурге поняли, что Пугачев не разбойник, а вождь восставших народов, что разрозненными отрядами гарнизонных инвалидов не одолеть его сил, питавшихся повседневно из щедрого источника всенародного гнева и ненависти к тиранам-помещикам, к хищной чиновничьей своре и заводским живодерам.

Был, говорили, момент, когда Екатерина в припадке воинственной истерики натянула сама перед зеркалом Преображенский мундир и грозила кровавой расправою взбунтовавшейся черни, которая посягнула на святость дворянских прав...

Императрица требовала отпустить с турецкого фронта самого Суворова, чтобы послать его против Пугачева. Но Румянцев{396}, опасаясь дурного отклика за границей, не отпустил Суворова, а Панин{396} сумел уговорить царицу послать на Урал более опытных полководцев, чем она сама.

И вот Пугачев, уже прославленный как стратег, доказавший во многих битвах сочетание личной отваги с военным талантом, находчивостью и умением властвовать, оказался окруженным со всех сторон полководцами Екатерины...

Удары, нанесенные ему под Оренбургом, Уфой и в ряде уральских крепостей, заставили Пугачева отходить в заводские районы Башкирии, где силы его пополнялись заводским населением и солдатами гарнизона. Главная опора пугачевских войск, их ядро - яицкое казачество - было в массе разбито у Оренбурга и под Уфой. Заводское пополнение приходилось срочно учить военному делу.

Но теснимый с юга Пугачев не был сломлен. Он верил в народ, в поддержку всего народа великой России, по дорогам которой он прошел и проехал тысячи верст. Народ не отдаст своего государя, своей воли - в этом он был убежден.

В крепости Магнитной Пугачев принял башкирских вотчинников и старшин, на землях которых были построены Белорецкий, Кагинский и Авзянский заводы. Старшины "били челом государю" о своих башкирских вотчинных землях, прося истребить заводы и вывести русских переселенцев.

- А русским куда ж уходить от своих домов?! - возразил Пугачев.

- За Кунгуром, судар-государ величество, много земля лежит. Пустой степ, пустой лес. Никто не сидит на земля, горностайка бегат, лисица, куница гулят... Туда посылай русский люди, - уговаривал Мурзабай, один из богатых вотчинников.

- А верно ли, что там много вольной земли? - спросил Пугачев.

- Ай-бай-бай!.. Я туда ездил. Ай, сколько земли!.. Никто не живет, овечка не ходит, хлеб не растет - пустой земля спит! - подхватил Ахметбай.

Башкирские старшины пригнали Пугачеву не меньше трех тысяч коней, они обещали покорность башкирских селений, вечную верность башкир.

Толпы яицких казаков редели на глазах Пугачева. Новые люди окружали его что ни день. Заводские рабочие, приставшие к нему по заводам, были пеши, а посадить их в седла могли лишь башкирские богачи. К тому же и сами башкирские всадники, как пополнение войска, прельщали Пугачева, и он поддался соблазну: обещал богатеям вывод всех русских из их земли. Он думал этим добиться единства башкир, которое пошатнулось поело поражения под Уфой, а именно ведь башкиры составляли главную силу в тех местностях, по которым ему приходилось идти.

Когда был получен указ Пугачева о выводе русских за пределы Башкирии{397}, Салават помрачнел. Он почувствовал себя изменником слову, данному русским...

Среди башкирских военачальников живо обсуждали эту бумагу. Противники Салавата посматривали на него с торжеством.

- Вот когда все башкиры встанут, сын, - говорил Юлай Салавату. - Ты справедливости знать не хотел, а Пугач-падша ее знает. Он сам велел сжечь деревни, а русских всех гнать в Кунгурский уезд на вольные земли. Царь велел!.. Посмотри, как теперь начнет расти наше войско!

Салават недоверчиво качал головой, но царский указ был указ. Его нужно было во всем исполнять.

Первой загорелась деревенька на руднике невдалеке от Саткинского завода, где застал башкирские отряды указ Пугачева. Деревня была покинута жителями, бежавшими при приближении битвы и грохоте пушек. Когда ее жгли, никто не спасал от огня пожитков, никто не плакал о горевшем добре, но поджигавший деревеньку Аллагуват был радостен. Среди множества сожженных в боях русских и башкирских деревенек она сгорела бы неприметно, если бы Аллагуват и его единомышленники не кричали сами о том, что вслед за этой деревней пожгут и все остальные селения русских.

- Чтобы духом русским не пахло на нашей земле! - кривляясь, кричал Аллагуват.

- Что он кричит, полковник? - спросил заводской атаман Голубев у Салавата.

- Царская воля такая, значит, - сказал Салават, не умея и сам объяснить, что значит такой поворот в линии Пугачева. - Государь велит русским идти в кунгурские земли...