- А тебе указ на печи лежать - ты и лежи! Мы на казну работаем, а ты можешь вред принесть без присяги, - с серьезной миной спорил со стариком молодой, кудрявый, голубоглазый кузнец.
- На печке скушно, бабай? - с усмешкой спросил Салават.
- Зубы не скаль, - воевода! - строго сказал старик. - Сабля - работа тонкая, - где ему справиться!
Но Салават на этот раз рассудил строго: старика, не желавшего присягать государю, в наказанье послали назад в заводской поселок - "на печку".
Белобородов не вмешивался в "партикулярные" дела завода, возложив все целиком на Салавата.
Зато в другой области - в части военных дел - он завел здесь свои порядки. Старый вояка не мог терпеть в людях, которым в любую минуту может прийти нужда вступить в битву, полного неумения владеть оружием, незнания военных дел. Объявив себя комендантом завода, он потребовал от заводских "казаков" прохождения военной муштры.
И с удивительной неустанностью, без ропота и с сознанием долга, после горячей дневной работы в цехе отправлялись люди на площадь, чтобы учиться владеть пикой и саблей, или ездили на соседнюю вершину Ильмовых гор, чтобы упражняться в наводке пушек и артиллерийской стрельбе.
После ухода Салавата Юлай вздохнул. Он стал обдумывать, что же такое случилось за эти несколько суматошных суток. Так было все хорошо. Он чувствовал такой радостный праздник в душе, торжество, расплату за все обиды. Для полного удовлетворения не хватало только разрушить завод и пожечь заводские деревни.
И вот пришел Салават, и все повернулось. Сам он, Юлай, должен теперь караулить от недругов этот проклятый завод, думать о том, чтобы он работал, чтобы ему для работы хватало угля и железа... К тому же еще Салават оставил его одного, совсем одного. Бухаирка не был, конечно, другом Юлая, но все-таки это был союзник. С ним можно было поговорить, поспорить, а теперь он в подвале, половина людей его разбежалась с завода в горы, из тех, кто остался с Юлаем, еще половина смотрят, как волки, слова добром не скажешь ни с кем...
"А сколько еще Бухаирку в подвале держать, для чего держать? Судить его, что ли, будут?"
Юлай сам приподнял крышку подвала.
- Айда, Бухаир, подобру говорить с тобой будем. Что мы, враги? Давай я тебя развяжу, - сказал он.
- Давно уж пора, Юлай-агай, долго ты думал! - насмешливо отозвался Бухаир. - Ты всегда обо всем долго думаешь, старина, и во всем робеешь.
- Это как же сказать - чего я робею?
- Перед сыном робеешь, перед казацким царем оробел, перед царской бумагой... Как ты согласился меня посадить в подвал?! За что? Я тебя же спасал от беды и позора... Сеитбай отогнал твой табун - в степях не новое дело. Ты изловчишься - ты у него и коней и овец отобьешь!.. А чему Салават научает? Чтобы голый, голодный сброд, пастухи, отнимали у бая добро, по рукам расхватали его табуны и стада?! Мальчишка глуп - на то он мальчишка, а ты из ума, что ли, выжил? Подумай сам: пастухи Сеитбая разбирают весь его скот по рукам, на радостях режут барашков, мясо варят, до самого Шайтан-Кудейского юрта слава идет, как богато живут. Шайтан-Кудейская голытьба - к ним в гости: "Бай-бай-бай! Вот как надо жить! Айда и мы своего Юлая повесим на воротах, табуны его и стада по аулам разделим, по дворам разберем!.." Когда сотня кигинских разбойников-пастухов поскакала грабить стада Сеитбая, я послал своего человека к нему с письмом, чтобы он голякам приготовил встречу. А свои и твои табуны я велел загнать, чтобы их сам шайтан не сыскал. За это ты держишь меня в подвале?!
- Не держу ведь, пустил ведь наверх, веревки ведь снял, - бормотал Юлай.
- Снимай с ног колоду. Или сына боишься?
- Чего, Бухаирка, болтаешь! Я сына боюсь!..
- Тогда снимай с ног колоду. Снимай колоду... Боишься - сожгу завод?
- Салават сказал - царь спросит за целость завода с моей головы, робко заметил Юлай.
- А я не сожгу твой завод - пусть стоит. Я сожгу тот завод под самым носом у Салаватки - вот тот я сожгу!.. Отпирай колодки.
И Юлай достал ключ, отпер колодки и почти до утра просидел, беседуя с Бухаиром.
Перед самым утром Бухаир ушел в горы, а в течение следующей ночи еще не один десяток его воинов отбился от отряда Юлая и покинул завод.
Салават наехал к Юлаю лишь двое суток спустя после того, как Бухаир был на воле.
- Ты сделал измену, полковник Юлай! - воскликнул в сердцах Салават, узнав об освобождении Бухаира.
- Он брат твоей Амины, твой брат. И мне и тебе позорно держать его, как врага, на веревке. Он башкирин... Что тебе в его смерти? Пусть он уйдет и живет где-нибудь один.
- Он называется ханом башкир и разбойничает, атай. Он грабит русские села...