Салат со вкусом тарелки

Дело было в садике, когда мне исполнилось что-то около четырех лет. Родители купили конфет, чтобы угостить всю мою группу и воспитателей. На следующий день ожидался праздник, накануне в ленинском зале (да, у нас стоял бюст этого Акеллы) должен был пройти утренник. Я принес шоколадные конфеты и попросил воспитателей помочь мне их раздать. Сам же вместе с группой пошел на утренник. Когда мы вернулись, стол был накрыт, но с конфетами что-то случилось. Пока шел утренник, один ребенок опоздал, и его не стали отправлять в зал, он ожидал всех в столовой. Этот человек открывал каждую конфету, сосал ее, слизывая шоколад, и заворачивал в фантики. Некоторые он просто бросал без камуфляжа.

До того момента я в жизни так не ревел. Пошел жаловаться няням, на что они мне порекомендовали вместе с этим товарищем все завернуть, а после выложили на столы. Как вам эталон советских педагогических кадров, выросших на «Большой перемене» и «Усатом няне»? На какой-то момент я повзрослел. Это было начало.

Школа

О семейных отношениях существует масса анекдотов, среди которых есть и вполне удачные. Вот, например, когда в многодетной семье у первого ребенка изо рта выпала соска, это событие породило крик, бег, панику, консилиумы, кипячение соски, несколько стадий дезинфекции и наконец, возврат ее младенцу.

Когда подобное происходило со вторым ребенком, мама спокойно облизывала соску и отдавала малышу.

При появлении на свет третьего чада мать следила за тем, чтобы он не ел из кошачьей миски.

Когда же четвертый ребенок начинал есть из кошачьей посуды, мама понимала, что это проблемы кота.

Я в семье был седьмым и последним ребенком. Отец следил в процессе моего воспитания только за тем, чтобы долгожданный сын не умер и, по возможности, не покалечился раньше времени.

Помню, как он каждые полгода затевал со мной разговор на тему будущей специальности, рассказывая, что его отец (мой дед) после войны желал, чтобы отец стал врачом или учителем. Папа сделался шофером, и завещание деда перешло ко мне.

Поэтому от меня требовалось хорошо учиться. Школу я закончил с тринадцатью тройками, на хорошо знал: алгебру, геометрию, черчение, литературу, а пять было только по физкультуре.

В восьмом классе он мне сказал, что успеваемость – это моя проблема, но успеваемость эта должна позволить мне стать врачом или учителем. Я понял отца и до конца школы посещал только те занятия, по которым в аттестате потом было выше тройки. Прогуливал почти все, иногда появляясь, чтобы совсем не выгнали.

В старших классах у парней начиналось автомобильное дело и вождение. Я родился в феврале, поэтому по окончании школы права мне не светили, так как мне было бы только 17 лет. Как легко догадаться, я не ходил на эти занятия, а учитель на мои объяснения, что-де это не интересно, сказал, чтобы бестолковый ученик убирался на труды к девочкам. На этом и порешили: он мне ставит тройку, а я не насилую его мозг. К девочкам тоже не ходил, и у меня была уйма свободного времени (по деревенским меркам).

Я всегда сразу делал домашнее задание по нужным предметам, забивая на все остальное. С 5-го класса стал почитывать. Все началось с Толкиена, у которого прочитал все, вплоть до «Сильмариллиона», так же поступил с Дюма, кроме рецептов, Эдгар Берроуз, Артур Хейли, история Нечволодова, Стивен Кинг, немного Пушкина, еще меньше Достоевского, «Война и Мир», фантастика и много всякой всячины.

Так вот, чтобы получать тройки по прогуливаемым предметам, было нужно суметь в психологию преподавателей. Позже стал это практиковать искуснее, называя сам процесс: продавить человека.

Так получилось, что в старших классах литературу и русский язык начала вести наш директор. Сначала я ее боялся, к концу школы этот человек, Людмила Ивановна, стала моим любимым учителем. Я полюбил ее, а после и ее предмет. Как-то она поверила в меня, что ли? К одиннадцатому классу такой ученик многих достал до печенок так, что учителя просто хотели от меня избавиться, ставя тройки и пропуская вперед, навстречу армии.

Так поступали все, кроме учителя химии. Галина Корниловна по большому счету меня и породила, сказав в марте месяце, что, имея за первое полугодие двойку, получу во втором вторую и окончу школу со справкой. Под ногами у меня загорелось. Я ее ненавидел. Она меня тоже, судя по всему, но в руке у нее были сильные козыри. Никаких уступок, кроме одной. Она мне сказала, что вариант есть: нужно только выучить химию, сдать единый государственный экзамен, чтобы то, что получу, и пошло в аттестат. На тот момент с этой дисциплиной меня связывало только соединение растворителей с конопляными соцветиями. Это был провал!

Неделю я потратил на сопли и слюни. Потом расписал себе план, после чего взял учебники за три года по этому предмету и принялся учить. В мае мы поехали на ЕГЭ, который поддался мне на 50 баллов, что по тем временам приравнивалось к тройке. Дело было сделано. За мужество и профессионализм учителя химии – ей бы дать медаль, но от меня пожизненная благодарность.