Салам тебе, Далгат! (сборник)

С моим младшим братом в Махачкале тоже случались всякие истории. Когда ему было четыре года, он ударил в глаз Абакара, сильного мальчика из нашего двора. И даже написал об этом в газету «Молодежь Дагестана». Вернее, он надиктовал, а я записала и отправила в газету. Так что мой брат опубликовался в газете, когда ему было пять лет. Текст назывался «Письма Омара Ганиева героям сказок». Теперь Абакар стал очень большим, и у него даже есть пистолет. И еще с ним постоянно ходят подростки помладше, которые его слушаются и отнимают у детей телефоны. В прошлом году Абакар пытался отнять у моего брата телефон, а в этом году он зазвал брата к себе в машину и хотел натравить на него своих приятелей. Но потом оказалось, что Абакар – не только сильный, но и духовно развитый. Он не мог бить человека в священный месяц Рамазан. И не побил. Между прочим, Махачкала трижды участвовала в конкурсе «Самый благоустроенный город в России». В первый раз заняла третье место, на следующий год – второе, а еще через год – первое. И тогда на одном из зданий центральной площади вывесили слоган «Махачкала – лучший город России». Шутить на эту тему уже моветон, поэтому я и не буду.

2010

Про соседей и переселения

В Махачкале мы с родителями все время переезжали из дома в дом, поэтому соседи у нас все время менялись. Связано это было с тем, что в 1986 году родители вступили в жилищный кооператив и ждали, что вот-вот получат квартиру. Они ее действительно получили, но только через двадцать лет. А пока ждали – сначала болтались по съемным углам, потом купили свое, но «временное» жилье, чтобы пересидеть.

Так вот, сначала мы жили на Советской улице напротив центрального универмага. В одном доме с номенклатурными работниками, интеллигенцией и детьми народных писателей. У дедушки здесь была большая пятикомнатная квартира, по советским меркам очень богатая. В ней были хрустальные люстры, старинные телефоны, ценные безделушки с выгравированными надписями от партийных коллег, книжные шкафы с редкими подписными изданиями и даже бар с бутылками и с маленьким рыцарем, в котором прятались рюмки. Кроме нас и дедушки с бабушкой в квартире жил еще папин младший брат с семьей и дочка другого брата. В коридоре в ряд стояли детские горшки.

Папа тогда активно занимался «перестройкой», и его родители боялись, что он плохо кончит. Они часами спорили с ним о политике. Несколько раз папа брал меня на митинги. Я стояла на трибуне под памятником Ленину вместе с участниками клуба «Перестройка». Площадь была полна народу, но не помню, знала ли я, чего они хотят и что происходит.

Я тогда еще не очень разделяла папин антикоммунизм, потому что верила в доброго Ильича. Я мечтала о том, как Ленин придет к нам в детский сад и возьмет меня на руки. И еще мне очень нравилось надувать шарики и ходить на первомайские демонстрации. Из громкоговорителей звучала музыка, и люди выглядели очень празднично. А папа не ходил на парады, а собирался с соратниками где-то за очередной трибуной.

Из соседей на Советской я никого не помню, тем более, что вскоре мы переехали на улицу Виноградную – там была пустующая квартира каких-то дальних родственников, работавших в Ташкенте. Я дружила с девочкой Мадиной, которая рассказывала мне анекдоты про Ельцина и Горбачева. Правда, когда во дворе появлялась нарядная Джамиля, Мадина сразу бросала меня и убегала к ней. Еще я играла с девочкой Айкой, и даже заходила к ней домой. Там я обнаружила, что у Айки в туалете целых три унитаза, и к каждому ведут по три ступеньки.

На площадке за нашей многоэтажкой все время игрались свадьбы, и одна старшая разбитная девочка не раз водила меня с собой поесть и попить за чужой счет. Помню, как она наливала себе настоящее вино, поднимала бокал и провозглашала тост: «За нас, за детей!» Мы часто обсуждали с девочками виденных невест. Помню, нам почему-то казалось, что, если пойдет дождь, белое платье невесты обязательно станет черным.

Вечерами двор пустел. Как только с первых этажей доносились знакомые мелодии, все с криком «Санта-Барбара!» бежали к телевизорам. Еще по телевизору часто показывали папу. Он снимался в длинных и скучных передачах. А ночами в одиночку печатал на портативной машинке статьи для первой негосударственной дагестанской газеты «Маджлис», им основанной. Газета пользовалась очень большой популярностью.

Одно время на Виноградной у нас жил настоящий американец. Звали его Виксман. Не помню, зачем он вообще приезжал в Дагестан. Помню только, как я ехала с ним в автобусе (тогда в Махачкале еще ходили автобусы, потом они все куда-то исчезли), и он учил меня считать по-английски до десяти и представляться. Еще меня часто отправляли за хлебом или за кефиром, и я все время стеснялась спросить у стоявших в очереди, кто крайний. А когда мы с мамой стояли в очереди за молоком, я научилась читать. Мне было тогда четыре года.