Салам тебе, Далгат! (сборник)

В первые же годы советской власти Порт-Петровск переименовали в Махачкалу. «Кала» – это по-тюркски крепость, а Махач – имя дагестанского революционера. На самом деле звали этого революционера Магомед-Али, а Махач – просто кличка, но сейчас об этом как-то не вспоминают. В Махачкале жили русские и евреи, а в соседних поселках вроде Тарки – кумыки. Кстати, на месте поселка Тарки раньше стоял город Семендер, столица Хазарского царства. Старые горцы до сих пор называют Махачкалу «Анжи», потому что на взгорье Анжи-арка рядом с нынешним портом когда-то было кумыкское укрепление Анжи и большой базар, куда съезжались на торги горцы со всего Дагестана. Отсюда, кстати, и название махачкалинской футбольной команды. Есть у города и еще одно имя – Шамилькала. Оно бытует среди салафитов (ваххабитов).

Говорят, Махачкала была тихим, уютным курортным городом. Пляж еще чистый, с золотым песком, все друг друга знают, двери в домах распахнуты, в театре Иннокентий Смоктуновский играет на третьих ролях… Во время голода в Махачкалу стекалось много народу с Поволжья. Здесь можно было прокормиться рыбой и фруктами. Кстати, мамин научный руководитель, ведущий археолог-кавказовед Владимир Марковин, родился в Махачкале как раз потому, что его мать, немка, бежала сюда от голода. Вообще-то вначале он был художником и учеником Дмитрия Капаницына, который учился у художника Аркадия Рылова, который в свою очередь учился у Архипа Куинджи. Но в связи с арестом Капаницына Марковину пришлось сменить деятельность и податься к археологам. Там ведь тоже требуется умение рисовать.

У Марковина было много дагестанских пейзажей и графики. Он говорил, что раньше в Махачкале русские общались с коренными дагестанцами на кумыкском. До революции все горцы знали кумыкский язык, потому что держали с кумыками торговые и семейные связи. Особенно зимой, когда перегоняли на равнины своих овец. Мой дедушка знал кумыкский, поэтому в армии его все время просили переводить какие-то не то азербайджанские, не то турецкие документы – языки ведь очень похожие. А потом даже пригласили в МГИМО без экзаменов. Но дедушка так скучал по родине, что отказался от приглашения.

Коренные махачкалинцы очень тоскуют по старому городу. Сейчас, говорят, всё не то, всё чужое. Грязь, пробки, бардак. И действительно, за последние двадцать лет город разросся так, что трещит по швам. В нем не осталось почти ни одного незастроенного клочка. Каждая многоэтажка обвешана гигантскими пристройками. Люди превращают свои балконы в комнаты, потом к комнатам пристраивают утепленные лоджии, а к лоджиям – еще по веранде. Таким образом дома подбираются к самой обочине тротуара. В лучшем случае от него остается узенький проход, заваленный грудой строительных материалов. Все это непрерывное, лихорадочное и беспорядочное строительство – частное. Администрация города почти ничего не строит. Хотя попытки бывают.

Недалеко от дома, где я жила, на большом пустыре располагался оптовый рынок. Потом решено было согнать торговцев с пустыря и построить на нем спорткомплекс с бассейном. Я этому очень обрадовалась: в Махачкале тогда был всего лишь один бассейн (не считая больничных и санаторных) – на территории рыбоконсервного комбината, и ездить туда было далеко. Оптовики не хотели терять единственное средство к существованию и держались до последнего. Торговые лавки закрывали силой, а самих торговцев прогоняли дубинками, но те протестовали и отбивались булыжниками. В конце концов, оптовики дошли до центральной площади, где как раз устраивали митинг религиозные оппозиционеры Хачилаевы. Произошли массовые беспорядки и спонтанный захват здания Госсовета. В тот день в школе у нас было итоговое изложение. Площадь располагалась недалеко от школы, и туда все время стекались милицейские силы. Мы видели это из окон. Когда понесли чей-то завернутый в черную бурку труп, учительницы разрыдались. Потом оказалось, что по случайному совпадению мимо школы проносили умершего старика, и это не имело никакого отношения к событиям в Госсовете. Тем не менее обстановка была напряженная. В любую минуту мог случиться государственный переворот.

А появления бассейна я так и не дождалась. Замороженная стройка до сих пор обнесена деревянным забором и заброшена. Зато расположенная напротив Джума́-мечеть разрастается каждый год. Эту мечеть построили турки по образцу Голубой мечети в Стамбуле. Только у стамбульской мечети четыре минарета, а у Джума-мечети – два. Изначально там помещалось одновременно шесть-семь тысяч человек, потом оказалось, что по пятницам и праздникам всем места не хватает, и мечеть несколько раз обносили лесами, расширяли, делали непонятные пристройки из красного кирпича. От этого она совершенно потеряла свой первоначальный вид.