Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев

С 1154 по 1164 г. Саладин проживал в Дамаске при дворе Нур ад-Дина. Ему оказывали знаки почтения, соответствующие его положению сына коменданта. Что касается того, чем он занимался, что изучал, как проводил свое время и с кем, арабские хроники хранят полное молчание. Нам сообщают, что юноша проявил «замечательные способности», что Нур ад-Дин научил его «ходить по пути праведности, быть добродетельным и выказывать ревность в борьбе с неверными». Будучи сыном коменданта, Саладин, естественно, занимал привилегированное положение, но у него еще не проявились черты будущего величия. Он был просто образцом уравновешенной добродетели, которая гнушается «немощи благородных умов». Это все, что мы знаем о Саладине вплоть до того дня, когда ему исполнилось 25 лет. Сирийская знать, а по своему рангу Саладин занимал такое же высокое положение, молодые годы посвящала учебе, а в зрелом возрасте их делом была война и охота и занятие литературой. Облава на льва была привилегией монархов, но соколиной и псовой охотой занимались с неукротимой энергией. Мы читаем о гончих и соколах, которых регулярно привозили из Константинополя, где занимались их выведением. Но нет ни малейшего намека на то, что Саладин в юности был заядлым охотником. Все, что нам известно, так это о том, что он предпочитал уединение и, как и его мудрый отец, в отличие от импульсивного дяди, строил свою жизнь на принципах благоразумия и умеренности. Когда пришло время выбирать пути в жизни – или путь активный, но ведущий к почестям и славе, или другой путь мирного существования, – Саладин, как мы увидим, выбрал последний. Это не было формальным noli episcopari (лат. «не желаю стать епископом»), но скорее неосознанным протестом удалившейся от мира личности против беспокойной жизни честолюбца-карьериста. Саладин был из породы тех людей, которые отмечены печатью величия. И все же, хотя после удачного начала своего пути он не упускал ни малейшей возможности укреплять свою власть, имеется большое сомнение в том, встал бы Саладин на эту стезю, если бы не настоятельные уговоры его друзей. Бедная событиями юность могла вполне перейти в спокойную старость, и Саладин мог просто остаться Саладином из Дамаска, и тогда его малоизвестное имя так и не смогло бы приобрести европейское произношение.

Маловероятно также, что он мог бы стать известным ученым или поэтом. Если судить по его зрелым годам, литературные вкусы Саладина не шли дальше богословия. Конечно, он любил поэзию, но ему в большей степени нравилось вести богословскую полемику. Изучение священных традиций и проверка текстов, формулировки канонического права и объяснения отрывков из Корана, отстаивание истинного правоверия – все это приносило ему несказанное удовольствие. Так же как и его отец Айюб, Саладин был прежде всего предан исламу и в Дамаске имел большие возможности укрепляться в вере. Обучение в те дни означало вооружить себя богословскими знаниями, что было важнее всего. И люди толпами прибывали с Запада, из Самарканда и Кордовы учить и обучаться в мечетях и медресе Дамаска. Они приносили с собой знания других стран, иные обычаи и иные искусства. Возможно, Саладин сидел и слушал в западном углу Большой мечети Омейядов, когда Ибн Аби-Усрун читал там свои лекции. У него не могло быть лучшего учителя, кроме как того, что был первым педагогом своего времени и выделялся своими талантами. Нур ад-Дин не только взял его с собою в Дамаск, но основал в большинстве крупных городов Сирии училища, чтобы он мог там преподавать, и его чудесный дар открылся бы всем. Он стал судьей в Месопотамии, что свидетельствует о верности Саладина прежним связям. Когда старик ослеп, юноша из Дамаска, ставший величайшим из султанов, не позволил лишить его почетной должности.

Доказательством замкнутого образа жизни Саладина в юности и в пору взросления служит косвенный факт, что приводит ученый-ориенталист И. Деренбург. Усама ибн Мункыз, который провел в Дамаске почти все десятилетие с 1154 по 1164 г. и поддерживал тесные связи при дворе, когда ему случалось там бывать, ни разу не упоминает о юноше. Когда наконец в 1174 г. он встретил Саладина, ему должны были его представить. Находись он постоянно при дворе, Усама должен был бы знать его. В то же время следует помнить, что арабскому полководцу в начале его пребывания в Дамаске было от шестидесяти до семидесяти лет, и он вряд ли обратил бы внимание на какого-то молодого человека. К тому же старый поэт с импульсивной богемной натурой не мог иметь общих интересов с уравновешенным по характеру юношей, который предпочитал общаться со священнослужителями. Возможно, Саладин видел в образе жизни Усамы предупреждение для себя, а престарелый араб вполне мог считать благоразумного сына коменданта не более чем педантом.