Сакура и дуб (сборник)

Британия, подчеркивает английский публицист Клайв Ирвинг, управляется через разветвленную сеть личных контактов и связей – самую скрытую систему правления в западном мире. Британцы изобрели джентльменский клуб, и различные вариации клубных принципов являются неотъемлемой чертой потайного механизма власти. В то время как более разительные атрибуты классовой системы исчезли, клуб попросту перенес их в подполье. Вряд ли можно придумать более благовидное прикрытие для дискриминации, более удобную форму для отсеивания элиты общества, чем лондонские клубы, каждый из которых вправе сам определять условия для членства в нем.

Между особняками на улицах Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс существует негласная, но строгая градация. Каждая ступень этой лестницы имеет как бы свое решето, которое отсеивает все более и более узкий круг избранных. Того, кто удостоен членства в наиболее старых и почитаемых клубах «Уайтс» (1693), «Буддлз» (1762) или «Брукс» (1764), охотно примут в «Этенеум» (1829), «Карлтон» (1832), «Реформ» (1836) – словом, в любой из трех дюжин других клубов. Перемещение же снизу вверх куда труднее. Меняется решето – меняется и калибр личностей, общающихся под одной крышей, а стало быть – кругозор их интересов, масштабность проблем, которые они обсуждают.

Термин «истеблишмент», трактуемый ныне как устои власти, как совокупность очевидных рычагов и скрытых пружин механизма управления, вошел в политический лексикон Лондона сравнительно недавно. (Прежде, в течение четырех веков после того, как Генрих VIII в 1534 году порвал с римским папой, под «истеблишментом» понималась англиканская государственная церковь, тогда как тех, кто не желал примыкать к ней, именовали «диссидентами».)

Правящие круги Великобритании – понятие отнюдь не однозначное. Тут родовые кланы старой земельной аристократии и тесно связанная с ними чиновничья элита; тут финансовая олигархия и большой бизнес; тут профессиональные политики и газетные магнаты. У каждой из таких групп могут быть и свои, частные интересы, свои, отнюдь не во всем совпадающие взгляды на проблемы дня, свой подход к ним. Британский истеблишмент основан на принципе разделения труда. При сложном переплетении приводов власти они освобождены от жесткого взаимоподчинения, и каждый из них в своей сфере в значительной степени автономен. Общая политическая линия правящих кругов – это как бы равнодействующая, которая вырисовывается из подчас несовпадающих интересов различных полюсов власти на основе взаимных компромиссов. Этот процесс «выявления политики» складывается в основном из частных рекомендаций, отнюдь не имеющих обязательной силы, но в конечном счете весьма результативных.

Обедая в клубе с редакторами двух воскресных газет и директором телевизионной компании, управляющий Английским банком может посетовать, что легкомысленная сенсационность, с которой пресса расписывает очередной приступ валютной лихорадки, наносит большой урон финансовым интересам Британии. Это, разумеется, не директива, а лишь частное мнение. Оно вряд ли разом изменит тон комментариев, но, по всей вероятности, приведет к постепенному перемещению акцентов.

– Люди часто забывают, – говорит лорд Чандос, – что за словом «истеблишмент» кроется гигантский обмен информацией. К примеру, кто-то подходит ко мне в клубе и говорит: «Как насчет назначения такого-то председателем того-то?» А я отвечаю: «М-м, пожалуй». «Спасибо, старина, – кивает он. – Это все, что я хотел узнать».

Хотя на Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс вроде бы и не полагается говорить о делах, именно в таких мимолетно брошенных фразах подчас предрешаются многие политические и деловые вопросы, обговариваются важные назначения и перемещения.

– Нет ничего, что не могло бы быть решено в течение часа за бокалом шерри в клубе «Уайтс», – говорят в британских коридорах власти.

Как удобный и отлаженный канал для сведения многих точек зрения, из которых вырисовывается некая равнодействующая, клубы играют весьма существенную, хотя и не поддающуюся точному учету роль в политической системе Великобритании. В неофициальной, но надежно огражденной от посторонних атмосфере клубных гостиных, среди потертых кожаных кресел и старинных портретов вступают в соприкосновение друг с другом разнородные силы, образующие сложную молекулу истеблишмента. Именно в клубах вплоть до главного из них – палаты лордов – аристократы общаются с банкирами, промышленники – с министрами, владельцы газет – с парламентариями. Разумеется, подобные контакты происходят и в других местах, но клубы предоставляют для этого самый удобный, проверенный, традиционный канал. Где бы ни принимались окончательные решения, они чаще всего предварительно обговариваются, согласовываются и шлифуются именно здесь.

Вот почему Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс служат в британской политической системе столь же нарицательными понятиями, как Вестминстер и Уайтхолл, как Сити и Флит-стрит.