В образе таврской богини Девы слились черты греческой Артемиды и более архаичные представления тавров о богине-матери, владычице людей и зверей. Изображения Девы дошли до нас на монетах IV в. до н. э. — первых веков н. э. Исследователи Зограф А. Н., Герловина Ф. И. доказали, что основой изображений была статуя; ее существование доказывает к тому же то обстоятельство, что на различных сериях этих монет она изображена в различных ракурсах. Дева представлена во весь рост в энергичном движении, подчеркнутом длинной одеждой, ниспадающей широкими складками. Правой рукой она достает стрелу из-за висящего за спиной колчана, в левой, отведенной руке — лук. На голове ее башенная корона — атрибут покровительницы города, рядом — олень.
Статуя, изображенная на монетах, была чисто греческой. А. Н. Зограф отметил, что ближайшие аналогии ее следует искать в скульптурах пергамской школы, с которыми ее роднит стремительное движение и сложная трехмерная композиция. Это, прежде всего, фигура Артемиды на фризе Пергамского алтаря[77].
Ближайшей аналогией херсонесской Девы, однако лишенной ее стремительности, можно признать статуи греческой Артемиды: неторопливым движением богиня достает стрелу из колчана за спиной, левая рука с луком опущена; во всей фигуре разлито олимпийское спокойствие. Этот образ далеко отошел от таврской Девы — защитницы города и Сотейры-спасительницы. Чаще встречаются изображения Девы-охотницы в коротком хитоне, настигающей и поражающей лань. Этот тип изображений на монетах имеет свои аналогии в росписях ваз, в барельефах, скульптуре. Известны также монеты Херсонеса с изображением Геракла (250–230 гг. до н. э.) и Девы (290–280 гг. до н. э.) и Девы в башенной короне (120–110 гг. до н. э.).
Дальнейшему проникновению в социальные и мифологические воззрения древних северопонтийских ариев, продолжает ученый, способствует толкование реликтового имени собственного — Дигица («Сказ об обретении мощей св. Климента») как «двиджа», «дважды рожденный» (принадлежность к высшей касте). Не менее перспективны в плане реконструкции идеологии древних ариев этимологии личных имен — Бутунатос (Бхутанатх — «властелин духов», одно из имен Шивы) и Магадава (женское имя «принадлежащая великому Богу (или Богине)» Махадева). Оба имени дают ценную возможность датировать начало индуистских верований временем обитания ариев в Северном Причерноморье.
Языковые связи Индии и Сев. Причерноморья суть отражение начала и конца индоариев, считает Трубачев. Значительность Северопонтийских языковых реликтов индоариев и повторение целых топонимических ландшафтов в Северо-Западной Индии (реки Синд — Дон и Инд; Кубань и Кубха) говорят в пользу предположения, что это были интенсивные культурно-этнические связи, не однократная миграция, а двустороннее сообщение[78].
Память о Гиперборее: мифы и гипотезы
Другое весьма важное свидетельство обитания индоариев в Северном Причерноморье связано с особенностями их картины мира.
Обращение к древней космологии помогает объяснить появление и распространение единого взгляда на сакральную географию Восточной Европы, которую долгое время считали реальной. В соответствии с ней предки древних исторических народов считали, что Северный полюс действительно есть вершина Земли, а северная ориентация священна.
В космологической системе древних индоариев существовало представление о том, что земля постепенно повышается к северу и что все великие земные реки текут со священных северных гор. Это представление было унаследовано скифами. Сакральная география скифского мира оказывала влияние и на реальные географические воззрения — скифы считали, что реки их страны берут начало с Рифейских, или Гиперборейских гор. От них это представление заимствовали и древние греческие ученые.
Однако действительно ли древние так основательно заблуждались как относительно высоты и неприступности гор, так и адреса отгороженной ими блаженной прародины? Другими словами, не стоит ли за представлениями из области «священной географии» нечто реальное? Ведь «заблуждения» и «ошибки» древних, особенно в области географии, подчас оказываются описанием некогда существовавшего положения вещей. Не следует ли и в этом случае искать разгадку в том, что «огромные неприступные горы», опоясывающие землю подобно ледяной короне, сверкая в лучах солнца, — не что иное, как ледник, который отступил на Север и растаял. Ведь южный край ледника располагался примерно на этой же широте.
Высказано мнение, что ледник продвигался на юг; благодаря конденсации, приносимой воздушными потоками с юга, происходило нарастание льда на его южном склоне. Передний край ледника прикрывали от солнца облака, которые формировались в результате конденсации влаги, содержащейся в воздухе. Это отражено в сведениях Геродота: «Говорят, что область, расположенную выше обитателей (Скифии) по направлению к северному ветру, невозможно ни рассмотреть, ни пройти из-за падающих перьев… Снег ведь похож на перья». Еще лучше это описано у Гомера: