Сахалин

 "Сожительница", пошедшая за ним на Сахалин, спасла Г. Без нее сидел бы он в кандальной тюрьме и, при его замашках, натерпелся бы всего. Благодаря ей, он живет на свободе, своим домом, пьянствует.

 А она живет, всеми презираемая "сожительница", интеллигентная женщина, которой приходится проводить время в обществе громил, за водкой повествующих о своих похождениях.

 Живет и не жалуется.

 - Пожалуйся! Бьет он ее, когда пьяный!

 - У нас была тут одна интеллигентная женщина, добровольно последовавшая за мужем, Добрынина. Окончила гимназию она, - рассказывала мне жена начальника округа в селенье Рыковском, - умерла, бедняжка, от воспаления почек. На новое их поселье послали. Там, в землянке, и умерла. Где же женщине такое вынести.

 Знаете ли вы, что такое новое Сахалинское поселье?

 Кругом тайга, хвойная, мертвая сахалинская тайга. Молчаливая. Ни шороха, ни звука. Только дятел нет-нет застучит, словно крышку гроба заколачивают. Жутко, тихо. Ветер сбил в колтуны вершины сосен.

 Кому-то из господ служащих показалось, что здесь хорошо будет устроить поселье. Его назовут по имени и отчеству инициатора: каким-нибудь Петро-Ивановским или Афанасьево-Михайловским.

 Сюда, в этот девственный лес, пробираясь по валежнику, по тундре, приходит партия поселенцев. Редко с пилами, - пил обыкновенно не хватает. С топорами и с веревками Вот и все для борьбы с тайгой.

 Ночуют под открытым небом. Валят деревья и мастерят землянки. Кое-как из стволов сколачивают срубик, для теплоты обкладывают землей, в виде крыши наваливают валежник. И в этих темных берлогах спят, днем выходя на работу: выкорчевывать пни, поднимать новь без лошадей, без сох, - одними заступами - мотыгами.

 Раз ударил мотыгой, - два вершка земли вскопнул, другой раз - опять два вершка.

 Так вершками отнимают землю у тайги, медленно, медленно, нехотя раздвигается тайга для нового поселенья.

 Работа голодная.

 Приедят паек поселенцы, - отправляют по очереди двоих в пост за пайками. Идут те с топорами, плутают по тайге, прорубают себе в чаще дорогу, валят деревья в быстрые горные сахалинские реки, и по этим мостам переходят. Пока-то они еще дойдут, пока пайки получат, пока назад придут, половину голодного пайкового довольствия дорогой съедят, а тут жди. Случается, неделю ягодами одними питаются и работают до изнеможения, борются с тайгой, а наборовшись за день, грязные, потные, месяцами не мытые, валятся, как попало, в темных землянках. Заболеешь, - помощи ниоткуда. Лежи, выздоравливай или умирай в землянке, где и дышать-то нечем.

 В такой землянке, на таком новом поселке, и жила, и схватила воспаление почек, и умерла несчастная Добрынина, интеллигентная женщина, приехавшая делить каторгу с мужем.

 Какая жизнь, какая смерть...

 Слава Богу, что на Сахалине мало добровольно следующих интеллигентных женщин.

 При мне в Одессе отправлялась вслед за мужем, сосланным за убийство во время ссоры, интеллигентная женщина.

 Моряки - "добровольцы" хлопотали, чтоб устроить ее как можно получше. И каюту ей дали подальше от машины, чтобы спокойней было. И лонгшез кто-то на палубу из своей каюты вытащил:

 - Это будет вам!

 И было что-то в этой заботливости и трогательное и печальное.

 - Словно вы, господа, на казнь ее везете и последние минуты ей усладить хотите!

 - А на что же мы ее везем?! 

Уроженцы острова Сахалин

 Одно лицо, посетив пост Корсаковский, на юге Сахалина, захотело непременно увидеть:

 - Уроженца острова Сахалина.

 Ему привели двадцатилетнего парня, и "лицо" торжественно, всенародно расцеловало этого "уроженца".

 Я не знаю, что именно привело его в такой восторг.

 Он целовал, я полагаю, не этого несчастного парня, - он целовал еще более несчастную идею о "сахалинской колонии".

 Перед ним было живое олицетворение этой идеи, - свободный житель Сахалина, не привезенный сюда, а здесь родившийся, здесь выросший.

 Я видел много этих "живых воплощений идеи колонизации".

 Я видел уроженцев острова Сахалин на свободе, видел их в подследственных карцерах, видел в тюрьмах, отбывающими наказание за совершенные преступления, - и не скажу, чтобы они приводили меня в особый восторг.

 Я рассказывал уже, как отыскивал палача Комлева, закончившего уже свою деятельность, числящегося в богадельщиках и пришедшего в пост Александровский "на заработок", предвидевши казнь.

 - А вон, ваше высокоблагородие, - сказали мне, - изволите видеть на конце улицы махонькую избушку. Туда и отправляйтесь. Он там у польки нанялся детей нянчить. Вешать да за детьми ходить, - больше ни на какую работу он, старый пес, и не способен!

 В маленькой избушке возилась около печки рослая, здоровая баба! По углам пищали трое ребятишек.

 - Посидите тут. Комлев с самым махоньким в фонд (казенная лавка) пошел. Сейчас будет.

 "Полька", крестьянка Гродненской губернии, отбывает еще каторгу.

 Она пришла сюда, - бабы особенно не любят сознаваться в преступлении, - "по подозрению в убийстве мужа".

 - Потому и подозрение упало, что меня за него силком замуж выдали, а за мной другой прихлестывал. Ну, на нас и подумали, что мы "пришили".