Саймон говорит (СИ)

Картина складывалась безрадостная. Ненаш был сволочным ублюдком, которого одна половина деревни просто не любила, а вторая — искренне ненавидела. Этот факт мут почерпнул как из собственного опыта, так и со слов Петровича, который охотно поделился биографией убиенного. Началось всё с печального события — та самая хворь, что унесла в свое время родителей Мирославы, жестче всего обошлась именно с семьей Василия. Фактически, из большой семьи в живых осталась только Смеяна с младшим сыном, которому на тот момент не исполнилось и года. Однако маленькая темноволосая женщина, которую до сих пор видели исключительно с добродушной улыбкой на губах, не сдалась. Отказалась переехать к сестре в соседнюю деревню, не стала приживалой у дальних родственников покойного мужа — осталась в опустевшем доме, таща на себе всё хозяйство.

Не удивительно, что Василий с детства рос отнюдь не в достатке, но в атмосфере бесконечной любви и обожания. Некоторые тут могли бы воскликнуть: «Да понятно, что в таких условиях могло вырасти!». И были бы неправы. Как Смеяна боготворила единственного оставшегося ребёнка, так и Ненаш в ответ души не чаял в своей матери. С малых лет помогал по хозяйству, никогда не перечил и не требовал подарков. Проблема была в другом. Во-первых, мальчонка не признавал никого, кроме матушки, считая всех остальных людей чуть ли не врагами. А во-вторых, он обладал не только живым умом и богатым воображением, но и оказался весьма не сдержанным на язык. При этом жертвой малолетнего острослова становился любой житель Перловки, независимо от возраста и пола.

Поначалу, взрослых это забавляло — уж больно потешно выглядел маленький мальчик, бросающийся по поводу и без повода на защиту своей матери. Сверстникам же родители обязательно объясняли, что Васеньке сейчас тяжело, поэтому обижать его нельзя. Что пройдёт время и он перестанет обижать других. Однако год проходил за годом, а Ненаш и не собирался успокаиваться. Насмешки становились только злее, изощрённее и били в самые больные места. Взрослые перестали умиляться и всё чаще приходили к Смеяне с требованиями приструнить сына. Та чуть виновато улыбалась и просила прощения, а затем проводила с негодником воспитательные беседы. Тот виновато кивал, просил прощения и неделю вёл себя тихо, но потом опять срывался, в результате чего цикл повторялся.

Дети же вели себя более… прямолинейно. Убегать или, что более актуально, прикусить язык, Васька отказывался принципиально, а потому драться научился довольно рано. Дрался отчаянно, пуская в ход не только кулаки и ноги, но и зубы и любые предметы, что попадались под руку. Потому били его скопом, вбив в непутёвую голову еще одну мысль — обидчиков надо отлавливать по одному.

Неизвестно, чем бы закончилось данное противостояние, но в годы, когда Ваське исполнилось семнадцать лет, Смеяна тихо ушла из жизни. Ненаш похоронил мать и некоторое время ходил, словно пришибленный, позабыв про насмешки и драки. Взрослые опять жалели внезапно осиротевшего паренька и даже предлагали помощь, но… Но прошло немного времени, как он принялся за старое. Более того, когда сдерживающий фактор пропал, Василий словно сорвался с цепи. Не проходило и недели, чтобы в деревне опять не случилось драки — обязательно с его участием. Приходилось вмешиваться старосте и отцу Никодиму, который только успел принять сан, спасая малолетнего острослова от расправы. Сам Ненаш на разговоры с представителями, как власти, так и церкви, плевать хотел. За что периодически попадал в Погреб на два-три дня. Впрочем, это лишь научило его другой сомнительной мудрости — мстить обидчикам надо так, чтобы потом не опознали.

Вполне возможно, при таком образе жизни, рано или поздно Василию таки проломили бы в очередной драке черепушку, но буквально через год случилось нечто совсем из ряда вон выходящее — полыхнул хлев одного из его обидчиков. Сам обидчик внезапно припомнил, что видел шатающегося неподалеку сироту и вот уже к дому подозреваемого шагает отряд мужиков и баб со старостой во главе. Однако попытки приструнить распоясавшегося хулигана к успеху не привели — в ответ на все обвинения он только обидно расхохотался, обругал всех нехорошими словами и даже пальнул в воздух из старенького ружья. Последнее особенно возмутило присутствующих, поэтому, после непродолжительной борьбы, Ненаша повязали и запихнули в Погреб на две недели. После того, как парень вышел на свободу, он заявился к старосте домой, продал всю скотину практически за бесценок, собрал вещи и пешком ушёл в город, даже не дожидаясь оказии.

После ухода Васьки, вся Перловка вздохнула с облегчением. Более того, когда выяснилось, что хлев полыхнул вовсе не по вине Ненаша, а исключительно потому, что один оболтус стащил у отца папиросы и не нашёл ничего умнее, как учиться курить возле заготовленного скотине сена, никто не побежал разыскивать сироту в городе, чтобы извиниться и привести его обратно. Даже Иван Фёдорович и отец Никодим брезгливо морщились, предпочитая не вспоминать юного острослова.