Эпоха римского владычества над фракийцами наступила с того момента, когда римляне взяли в плен вождя фракийского племени медов Спартака, впоследствии возглавившего восстание рабов в Италии. Но власть Рима на землях фракийцев утверждалась с трудом. Борьба то затухала, то разгоралась снова. Фракийцы то признавали власть Рима, то отвергали ее. После восстания 44 года фракийское царство было превращено в подчиненную Риму провинцию Мёзия.
Римляне уделяли Мёзии особое внимание. Там стояло множество римских легионов, устраивались поселения ветеранов, наделяемых землей и обладавших налоговыми льготами. В императорских салтусах (имениях) особенно процветали коневодство и овцеводство. Власти поощряли занятие виноградарством. Активно велась добыча меди, железа, золота, серебра. Рудники были собственностью государства. Здесь широко использовался труд рабов. В Мёзии было сосредоточено более трети оружейного производства империи. Фракийская знать, на которую опирались римские власти, получила права римского гражданства. «Варваров», попавших в плен, селили в Мёзии на положении полузависимых крестьян, обязанных платить налоги и нести воинскую службу; их продавали и наследовали вместе с землей. Поэтому многие мужчины-фракийцы с удовольствием шли на императорскую службу, так как лишь в составе легионов они чувствовали себя свободными. К тому же им предоставлялись все льготы, положенные ветеранам.
Конная фракийская спира, которой командовал Биарта, была особым подразделением римской армии36. В ней служили лучшие из лучших, в основном охотники и следопыты, превосходные стрелки. Спира всегда шла впереди легионов, бесшумно снимая передовые охранения врага. Плавтий Сильван был уверен, что Биарта со своими воинами справится с трудной задачей. Несмотря на то, что спира требовалась в другом месте, легат рискнул посвоевольничать. Победителей не судят…
Сагарис почему-то не спалось. Она долго ворочалась, пока не пришел к ней сон, полный кошмарных сновидений, и проснулась на исходе ночи с тревожным чувством. Утром ей предстояло сменить одну из воительниц, стороживших покой своих подруг, и девушка, чтобы избавиться от дурных мыслей, роившихся в голове, как навозные мухи, принялась неторопливо облачаться в доспехи.
Обычно в походе защитное снаряжение хранилось в саквах, но панцирь поверженного ею римского легионера был настолько хорош, словно сделан по ее мерке, что Сагарис не смогла отказать себе в удовольствии снова ощутить на своих плечах его тяжесть. Кроме панциря ей достались еще и поножи с украшением в виде позолоченных крылышек, и девушка невольно залюбовалась своими стройными ногами.
От созерцания ее отвлек какой-то посторонний шум. Сагарис, обладавшей великолепным зрением и слухом, послышался отдаленный вскрик. Она вскочила и начала прислушиваться. Но в балке царили покой и умиротворение, лишь пофыркивали лошади и раздавался тихий храп одной из немолодых воительниц.
Сагарис скосила глаза и увидела, что на нее вопросительно смотрит Тавас. Предводительница расмы обладала чутким сном; она вообще могла не спать сутками при надобности. Похоже, ночной покой ей тоже не задался.
– Что случилось? – шепотом спросила Тавас.
– Мне кажется… – начала Сагарис и запнулась, но затем все-таки продолжила: – Что-то не так! Я слышала какие-то подозрительные звуки…
– Звуки? – Тавас мигом оказалась на ногах. – Буди остальных! Только тихо!
Тревога распространилась среди воительниц, как пожар. Привычные к подобным ситуациям, они облачались в защитное снаряжение с завидной сноровкой и неимоверной быстротой. Но все равно не успели. На лагерь с диким ревом обрушилась фракийская спира.
Сагарис успела вскочить на Атара и обрушила свой знаменитый топор на голову фракийца, который вихрем налетел на нее, держа на отлете махайру, – чтобы снести воительнице голову одним ударом. Он уже уверовал в легкую победу, но никак не мог предположить, настолько быстра реакция юной амазонки, поэтому пренебрег защитой. Свой щит-пельту37 фракиец забросил за спину, чтобы не мешал сражаться. К тому же он не ждал отпора от застигнутых врасплох амазонок.
Справившись с первым легионером, рассвирепевшая Сагарис бросила коня в самую гущу схватки. А она получилась жестокой и кровопролитной.
Биарта мог быть доволен своими стрелками, которые практически бесшумно сняли ночную стражу амазонок. Но внезапного нападения на сонных воительниц у спиры не получилось. Почти все амазонки успели надеть защитное снаряжение, а часть из них даже села на коней.
Сагарис дралась, как безумная. Фракийцев было больше, они одолевали, но воительницы даже не помышляли о бегстве, тем более что все выходы из балки были перекрыты. Они были свирепы, как фурии, и не один фракиец сложил голову в кровопролитной схватке. Лишь Тавас не захватила полностью круговерть битвы. Ей нельзя было отказать в полководческом таланте. В какой-то момент над балкой раздался ее истошный вопль-призыв, за которым последовал приказ:
– Язата, Язата!!! Все ко мне! Идем на прорыв!