Сага о Йёсте Берлинге

Я не лобзаю уст прекрасных,
Искристый виноградный сок
В бокалах тонких не вкушаю.
И ни призывы взглядов страстных.
Ни яркий пламень нежных щек,
Что взор мой нехотя зажег,
Покой души не нарушают.
Молю, сеньора, на балконе
Не появляйтесь предо мной;
Блеск красоты меня смущает.
Я поклоняюсь лишь мадонне,
На мне монаха плащ простой,
И ковш с холодною водой
Меня в печали утешает[15].

Когда он умолк, на балкон вышла Марианна, одетая в черный бархат и кружева. Она перегнулась через решетку балкона и запела сдержанно и немного насмешливо:

Зачем вы здесь, в полночный час?
Уж не молитвы ль возносить,
Святой отец, сюда пришли вы?

А потом она вдруг изменила тон и продолжала с чувством:

О нет, беги! Увидят нас.
Ведь шпаги под плащом не скрыть
И звона шпор не заглушить
Псалмам твоим благочестивым.

При этих словах монах сбросил свое одеяние — и оказалось, что под балконом стоит Йёста Берлинг в костюме испанского гранда, расшитом шелком и золотом. Не слушая предостережений красавицы, он влез по столбу на балкон, перескочил через балюстраду и, согласно указаниям патрона Юлиуса, упал на колени к ногам прекрасной Марианны.

Благосклонно улыбаясь, она протянула ему руку для поцелуя; и в то время как молодые люди не отрываясь смотрели друг на друга взором, полным любви, занавес опустился.

Перед ней стоял на коленях Йёста Берлинг, с лицом изнеженным, как у поэта, и дерзновенным, как у полководца; он устремил на нее свой выразительный взгляд, в котором искрились озорство и ум, взгляд, который умолял и требовал. Ведь он был так гибок и силен, полон огня и очарования.

Пока занавес поднимался и опускался, молодые люди продолжали оставаться в том же положении. Глаза Йёсты приковывали к себе Марианну, они умоляли и требовали.

Наконец смолкли аплодисменты, занавес замер, и никто не смотрел на них.

Тогда прекрасная Марианна нагнулась и поцеловала Йёсту Берлинга. Она сама не понимала, как это случилось, но она не могла не поцеловать. Он крепко обхватил ее голову и не отпускал, а она целовала еще и еще.

Всему виною были балкон, лунный свет, кружевная мантилья, богатые костюмы, пение и аплодисменты, — сами же бедные молодые люди были тут ни при чем. Они не хотели этого. Не ради Йёсты Берлинга отвергала она графские короны, которые готовы были украсить ее голову, не ради него пренебрегала миллионами, которые слагали к ее ногам; и он не забыл еще Анну Шернхек. Они ни в чем не были виноваты, они не хотели этого.

В тот вечер управлять занавесом поручили кроткому Лёвенборгу, у которого слезы постоянно навертывались на глаза, а на губах появлялась грустная улыбка. Вечно погруженный в горестные воспоминания, он мало обращал внимания на то, что делается вокруг него, и не умел трезво судить о жизни. Увидя, что Йёста и Марианна приняли новое положение, он решил, что это относится к живой картине, и вновь поднял занавес.

Молодые люди на балконе заметили это только тогда, когда до них вновь донесся гром аплодисментов.

Марианна вздрогнула и хотела убежать, но Йёста удержал ее, прошептав:

— Не двигайся, они думают, что это продолжение.

Он почувствовал, как она вся дрожит и как жар поцелуев угасает на ее устах.

— Не бойся! — прошептал он. — Прекрасные губы имеют право на поцелуи.

Им пришлось оставаться в том же положении, пока занавес поднимался и опускался, и каждый раз сотня пар глаз смотрела на них и столько же пар рук неистово аплодировали им. Ибо зрелище юной, красивой пары, олицетворяющей счастье взаимной любви, радует глаз.

Никто и не подозревал, что поцелуи эти не были предусмотрены в постановке, никто и не предполагал, что сеньора дрожит от смущения, а испанец от беспокойства. Никто не думал, что все это не относится к постановке живой картины.

Наконец Марианна и Йёста ушли за кулисы.

Она схватилась за голову.

— Я сама себя не понимаю,— сказала она.

— И не стыдно вам, фрёкен Марианна, целовать Йёсту Берлинга, — шутил он, гримасничая и разводя руками. — Боже, какой позор!

Марианна не смогла удержаться от смеха.

— Всякий знает, что против Йёсты Берлинга не устоять. Я грешна не больше, чем остальные.

Они договорились ничем не выдавать себя и делать вид, будто ничего не произошло.

— Могу я быть уверенной, господин Йёста, что никто никогда не узнает об этом? — спросила она, прежде чем выйти в зал к гостям.

— Фрёкен Марианна, вы можете быть спокойны. Кавалеры умеют хранить тайны, я ручаюсь за это.

Она опустила глаза. Странная усмешка промелькнула на ее устах.

— А если все же узнают правду, что подумают тогда обо мне, господин Йёста?