Он нашел их, где и условились встретиться, на перекрестке неподалеку от ворот Вестбетского комплекса. Это была отправная точка хэллоуинского парада, здесь собирались большие плавучие маски и марширующие оркестры, готовясь к разнузданному тралу по всему Виллиджу. Тут роились гуляки всех мастей: плюшевые мишки, забрызганные краской Зеленые Великаны, всадники без головы, монахини. А еще многие держали в руках, как знамена, высокие шесты с огромными скульптурными головами, изображавшими всевозможных героев и чудовищ. Среди этих голов оказался еще один Линкольн, забравшийся так высоко, словно собирался вот-вот рухнуть на толпу внизу: глаза у него походили на пустые окна, отражавшие черную ночь, а здоровенная родинка смахивала на сдутый баскетбольный мяч. Мирьям и Томми были при маскараде: солдатская форма, красные береты и густые черные фальшивые усы. Томми, разумеется, не расставался с гитарой – она была приторочена сзади к спине, наподобие ручного пулемета. Ленни так мучился похотью, что не в силах был смотреть на кузину. Торчок у него в штанах и не думал униматься, зато костюм Линкольна служил хорошим прикрытием.
– Дайте-ка угадаю, кто вы, – сказал он. – Новые братья Маркс – из ремейка “Утиного супа” со Стивом Мартином и Джином Уайлдером!
– Нет, Ленни, мы – сандинисты!
Мальчишка стоял в тени родителей, его почти не видно было под огромными картонными рогами, увешанными гирляндами из бумажных цветов. Из-под этого головного убора выглядывала огненная ржавчина волос. Почему еврей-полукровка выглядел чистокровным ирландцем – загадка.
– А ты кто?
– Бык Фердинанд, – ответила за сына Мирьям. – Так Серджиус протестует против нашего выбора. Против того, что мы нарядились свирепыми партизанами.
– А почему бык – это протест против сандинистов? Что-то я не понял.
– Потому что Фердинанд – это бык, который не хотел драться. Вместо этого он предпочитал нюхать розы.
Ах, вот оно что. Задействованы личные коды между родителями и ребенком, вечное таинство домашнего очага и уюта. Ленни покачал головой. То, что Мирьям пришлось уничтожить в Саннисайд-Гарденз, она сама воссоздала в Алфавитном городе.
– Ну, а ты, Ленни? – сказал Томми. – Честный Эйб – в бегах от Ирландской республиканской армии? Какая милая непоследовательность: “Я не умею лгать: дело в том, что я попытался одурачить лепрекона, всучив ему медный колчедан”.
– ИРА – это никакие не лепреконы, это гребаная мафия. И никакой это не медный колчедан. Вопреки широко распространенному заблуждению, крюгерранд отливается не из чистого золота: это медный сплав, который содержит одну тройскую унцию золота. И в тех медальонах с портретом Крюгера было выдержано в точности такое же соотношение.
Ленни казалось, что он долбит все эти факты, будто заклинание, уже пять бессонных дней подряд – и видит перед собой одно недоуменное лицо за другим. Вначале он твердил это братьям Шахтерам – когда они впервые наткнулись на один из фальшивых крюгеррандов, которые Ленни сбывал под эгидой их прославленного магазина. Карл и Юлиус Шахтеры допрашивали Ленни вначале прямо в торговом зале, а потом – когда обе стороны перешли на крик – уже в сводчатом служебном помещении. Здесь, в нумизматическом магазине на Пятьдесят седьмой улице, Ленни много лет пользовался доверием, потому что обладал опытом и проницательностью. Никто лучше него не знал обо всех мыслимых вариантах чеканки: за это ему прощали даже то, что он редко мылся и издавал соответствующий запах. Что поделать – такое чудачество можно и стерпеть в интересах бизнеса! Ну и что, что какой-то тупой придурок в полумраке бара, где собирались ирашники, не сумел отличить подлинный крюгерранд от изготовленного в Камеруне медальона с портретом южноафриканского президента Пауля Крюгера, отчеканенным с одной стороны, и с изображением антилопы-прыгуна на обороте? Ведь золотое содержание в монете и в медальоне одинаковое.