По сути дела, многие религиозные и духовные учения рисуют идеал, который опирается на эти чувства. Этот идеал состоит в том, чтобы распространить ту особую, преданную любовь, которую мы так естественно питаем к своим детям, на остальных людей, на всех и каждого. Идеал бодхисатвы или святого, который любит каждого человека на свете так, как мы любим своих детей, вероятно, столь же недостижим, как идея философа-утилитариста о максимизации индивидуального благополучия каждого человека. Тем не менее это идеал, который – по крайней мере мне – кажется более эмоционально близким и притягательным.
Любовь и родительство
Итак, какая же картина отношений между детьми и теми, кто о них заботится, вырисовывается после всех этих наших эволюционных размышлений? Она очень отличается от картины родительства. У человеческих существ в ходе эволюции развился потрясающий набор адаптаций, которые привели к тому, что в уход за детьми и заботу о них вовлечено гораздо больше взрослых. К этим адаптациям относятся парный союз, вклад бабушек и аллопарентальная забота. Ключевая особенность этих отношений – то, что они представляют собой следствие самой заботы.
Такие адаптации ведут к новым видам эмоциональных связей не только между взрослыми и детьми, но и между мужьями и женами, бабушками, дедушками и внуками и между многими аллопарентальными попечителями. Эти эмоции чрезвычайно специфичны и включают в себя глубокую долгосрочную преданность.
Эмоции такого рода противоречат картине родительства. Если цель родительства в том, чтобы “вытесать” из ребенка определенный тип взрослого или подготовить его для определенного образа жизни в будущем, то нелегко понять, почему именно на этом ребенке, а не на каком-нибудь другом мы должны сосредоточить всю нашу преданность и любовь. Конечно, если наша цель заключается в том, чтобы вывести во взрослый мир молодого человека с определенными характеристиками, то нам нужно всего лишь оглядеться вокруг, найти тех детей, которые потенциально больше всего похожи на желанный взрослый образец, – и затем обучать и тренировать именно этих детей! Любить ребенка нас заставляет не что-то в нем самом, но что-то в нас. Мы заботимся о детях не потому, что мы их любим; мы любим их потому, что заботимся о них.
Глава 4
Учиться, наблюдая
То, что дети учатся у родителей и других близких, мы считаем чем-то самим собой разумеющимся. Но концепция родительства претендует на нечто большее: родитель может и должен осознанно контролировать это обучение. Кроме того, родительство навязывает модель обучения, очень похожую на школьную модель: взрослый применяет к ребенку специфические, тщательно разработанные методы, предназначенные для того, чтобы развить определенные виды знания и навыков. В результате этого воздействия ребенок и обучается.
Но чему именно дети учатся у родителей? И
Биологическая картина, которую я обрисовала в предыдущих двух главах, говорит нам, что у нас, людей, существуют совершенно особые взаимоотношения между детьми, заботящимися о них взрослыми и процессом научения. Наше длинное защищенное детство предоставляет нам и длинный период для научения в целом. Но отношения между детьми и их взрослыми попечителями особенно удобно устроены, чтобы способствовать научению – и прежде всего освоению культуры.
Именно потому, что у нас есть длинное детство и множество взрослых, которые преданно инвестируют в детей, дети могут воспользоваться преимуществами открытий прошлых поколений – в особенности собственных бабушек и дедушек! Но у них есть также возможность комбинировать полученную от старших информацию с собственным опытом и совершать свои личные открытия. Основной парадокс научения – это конфликт между традицией и инновацией.
Таким образом, мы можем ожидать, что дети возьмут на вооружение исключительно мощные инструменты обучения – как собственный опыт, так и опыт других людей. Многие из недавних поразительных исследований указывают именно на это. С самого рождения младенцы, а потом и маленькие дети особенно восприимчивы к информации, которую получают от окружающих, прежде всего от своих близких.