Ответ в том, что простого ответа на этот вопрос нет. Берлин утверждает, что в тех случаях, когда ценности конфликтуют, лучшее, что можно сделать, это попытаться как-то с грехом пополам выбраться из этой ситуации, постаравшись принять лучшее решение, какое только возможно в данных обстоятельствах. Нет решений, которые можно назвать самыми лучшими в абсолютном, идеальном смысле, – и нам следует смириться с чувством вины и сожалениями, которые вытекают из этого неутешительного факта.
Частные узы и публичная политика
Фундаментальные парадоксы, которые лежат в основе морали наших взаимоотношений с детьми, отчасти объясняют и определенную противоречивость некоторых наших общественно-политических решений. Если бы забота о детях была просто разновидностью профессиональной деятельности, то мы, возможно, считали бы, что после необходимой подготовки с такой работой справится кто угодно, – по сути, мы могли бы решить, что ее должны делать специально обученные специалисты, а не сами родители. Но мы вовсе так не думаем – во всяком случае, если речь идет о младенцах, да и о малышах чуть постарше тоже. В отношениях между родителями и детьми есть нечто особенное, нечто, что и наделяет родителей особым влиянием на детей, особой заинтересованностью в них и ответственностью перед ними.
В публичной политике мы обычно способны отличить взгляды и концепции, отстаивающие права и интересы отдельного гражданина, от тех, что выдвигают на первое место интересы более обширных групп – сообществ, штатов или государств. Но дети занимают странное промежуточное положение; мы чувствуем себя как-то некомфортно, когда исходим из того, что интересы и права детей – это лишь часть интересов родителей; но при этом мы ощущаем себя в такой же степени неуверенно, если утверждаем, что это не так.
Таков контекст обсуждения многих насущных и сложных политических вопросов. Должно ли образование основываться исключительно на индивидуальном выборе, то есть имеют ли родители право совершенно свободно выбирать, кого им растить из своих детей – например, религиозных фундаменталистов или, наоборот, не признающих никаких правил дикарей-хиппи? Должны ли мы позволить родителям влиять на то, что происходит в государственных школах – за которые мы, в конце концов, все вместе платим? Должны ли мы позволить родителям самим решать, можно ли физически наказывать ребенка? Делать или не делать ему прививки? Да и вообще – лечить его или не лечить? Или мы должны настаивать, что общество в целом имеет право решать, чему следует учить детей и как с ними обращаться?
Мы хотим, чтобы люди – по крайней мере, в известных границах – сами распоряжались собственной жизнью и отвечали за нее. Но мы в той же степени хотим защитить людей от их собственных наиболее разрушительных импульсов. И как быть, если эти худшие импульсы затрагивают их детей? Решение на данный момент – это известная своей неэффективностью система патронажного воспитания, в которой наименее социально защищенных детей перебрасывают туда-сюда от биологических родителей к плохо оплачиваемым приемным или в интернаты. Но что могло бы стать лучшей системой? Это и впрямь тягостные вопросы, и Исайя Берлин снова напоминает нам, что простого ответа тут не будет.
В поисках денег
Отдельный человек может решить, брать на себя заботу о детях или нет. Возможно, не так уж легко решить, какой степенью самостоятельности родители должны обладать в принятии решений, касающихся детей, – и в какой степени эти решения должно принимать общество в целом. Но мы согласимся, что забота о детях важна – столь же важна, как ценность самой человеческой жизни; кроме того, она особенно важна из-за последствий, к которым она приводит. Мы согласимся, что для воспитания ребенка требуется много времени, сил – и денег. Согласно последним данным, на то, чтобы вырастить ребенка в США, в среднем требуется 245 000 долларов, и это не считая стоимости обучения в колледже[264].
Однако на самый насущный из всех этих вопрос у нас как раз