Джульет не последовала совету бабушки насчет подсолнухов; лето было таким ужасным, что они зацвели слишком поздно. Но про инжир она помнила. Би любила инжир и могла съесть сразу штук пять. Все трое детей ловко научились выискивать спелые плоды. У Би в Голубятне стояла целая миска на столе, на котором Нед когда-то держал краски и кисти; его полукруглая сторона точно вписывалась в плавный изгиб стены.
В один из таких теплых дней, когда над пурпурной сальвией слышалось ленивое жужжание пчел, к ним на чай приехала Онор, и ее заставили отнести в Голубятню один из последних даров Фредерика.
– Я не понимаю, почему Джордж не мог вам помочь, – ворчала Онор, дергая на себя крутящееся офисное кресло эпохи 80-х, которое задело ножкой за камень. – Эта дорожка в ужасном состоянии. А-а, я вижу, что георгины и астры у вас сильные. Гляньте-ка на эти желтые. И вон на те красные. Старая хозяйка была бы рада, что Уолкеры их сохранили.
– Да, – согласилась Джульет. Сама она катила маленькую полку на тележке, которую оставил Джордж. – Я совершенно не знаю, что делать с георгинами, а ты знаешь?
– Вот мы и прибыли на место преступления – ой, да тут у вас очень приятно. – Повернув кресло, Онор втолкнула его в Голубятню, потом взъерошила свои короткие светлые волосы. – Выкопай клубни, присыпь землей или песком и храни. Милая, мне пора идти. Брайен сегодня уезжает, и я хочу его застать. Привет, Би!
– Привет, Онор. Рада видеть вас снова.
– Когда ты видела Онор? – удивилась Джульет, когда Би с довольным видом села в офисное кресло и начала крутиться.
– О, с Джорджем.
– С Джорджем? Давно?
Онор обняла девочку.
– Что давно? Я сажала георгины? Я их ненавижу. Слушай. Я была очень рада повидаться. Как замечательно, что ты так решила. Я дам твой телефон Эву, можешь задавать ему любые вопросы про сад, если не дозвонишься до меня. Он хочет снова быть с тобой на связи.
– Правда? Как он там?
Онор закатила глаза и покачала головой:
– Он все такой же. Ему необходимо повзрослеть. Хотя в чем-то и чудесно, что он остался большим ребенком. Но его старушка мать считает, что он должен быть более подготовленным к будущему. Уже сейчас. – Она позвенела ключами в куртке. – Когда он летом приедет, спросишь у него все, что тебя интересует, но его можно спрашивать о чем угодно, он профессиональный садовник и вообще…
– Фредерик сказал, что это ты научила Эва всему, что он знает.
– Да, но такова участь матери – учить детей, чтобы потом их потерять. – Впрочем, Онор сказала это с улыбкой. – Тудл-лу, Джу, милая, я еще приеду к вам, если пустите. Обними всех твоих детишек…
Джульет смотрела вслед машине. Забавно, что кто-то, например Фредерик, постарел, а Онор казалась точно такой же, как двадцать лет назад, если не моложе. Джульет и то чувствовала себя уже пожилой женщиной. Онор росла тут и в детстве дружила с отцом Джульет. Она работала врачом, всегда искрилась энергией, была открытая, прямая, веселая, и это располагало к ней пациентов. Джульет услышала, как машина выехала на шоссе, и подумала, как мало всего она могла рассказать Онор.
Би все еще крутилась в кресле, когда Джульет вернулась в Голубятню, ее ноги проскребли по каменной полке, которая шла по одной стене студии. На голову она накинула капюшон.
– О, это классно. Спасибо, ма.
– Джордж купил его.
– Он лапушка. – Она снова покрутилась. – Мне нравится Джордж. Знаешь, он видел в Глазго Боуи. Бери инжир.
– Спасибо, немного погодя. – Джульет залезла на высокий карниз антресолей и стала искать буклет, посвященный творчеству Лейтона; там была ее статья, написанная на ее первой работе в издательской группе галереи «Тейт». Она решила, что будет полезно перечитать ее. Даррил, ее старый приятель из «Даунис», прислал ей сообщение, что музею «Фентиман» в Оксфорде, с его коллекцией набросков Хорнера, возможно, потребуется сотрудник. «Место для тебя, пожалуй, идеальное, если бы не тамошний новый руководитель, которого ты ненавидишь. Согласна?» – написал он. Прочитав эти строчки, Джульет поморщилась. Ну, о ненависти нет и речи, это уж чересчур, подумала она. Но то, что она терпеть не может Сэма Хэмилтона, – это факт.