Сад утрат и надежд

– Это мне повезло, – заверила она, тронутая его словами и добротой, с какой он их сказал. – Но мне действительно пора идти. Желаю хорошо отметить Пасху. Я уверена, что барашек будет потрясающим. Спасибо, Сэм Хэм. – Она улыбнулась ему, прижав к груди полотняную сумку.

Но Сам взял ее за запястье. Она вздрогнула от неожиданного физического контакта и посмотрела на его загорелую руку с сильными пальцами.

– Послушай – скоро все пройдет, останется позади. Ты сможешь жить дальше. Я опять говорю банальность, но это так. Все равно помни об этом. Желаю тебе приятно провести Пасху с детьми.

– Спасибо. Конечно. – Ей захотелось обнять его. В знак благодарности, которую она испытывала к нему, потому что с его помощью она снова сидела за столом и могла думать о живописи. Ей иногда приходилось напоминать себе, что это Сэм Хэмилтон, ее однокурсник по колледжу, что темноволосый, хмурый чудик-всезнайка превратился в темноволосого, проницательного чудика-всезнайку, компанией которого она по-настоящему наслаждалась. Прошлое сожжено и кануло в небытие, подумала она с грустной улыбкой, когда шла к своей машине.

Глава 29

Ответчик не проявлял должной финансовой ответственности и не поддерживал Истца и их общих детей. Ответчик покинул семейный дом и увез детей Истца, предварительно не уведомив его. Истец не несет ответственности за ремонт нового дома Ответчика, а также финансовую ответственность за все, что содержится в доме, и отказывается от всех прав на всякие будущие доходы от упомянутого дома, именуемого Соловьиный Дом. Истец готов платить алименты на детей, но надеется, что вышеупомянутые факты будут приняты во внимание судом при определении ежемесячной суммы выплат Ответчику.

Эти мелкие выпады против нее и обвинения в недееспособности, словно он один годами содержал семью, а не они совместно – хотя что значит «совместно», если на самом деле Джульет была занята полный рабочий день и вкладывала в семью больше денег, но при этом выполняла большую долю ухода за детьми и домашней работы. Сейчас она ехала по узким дорогам, а перед ее глазами плавали слова и фразы из бракоразводных бумаг, и у нее кружилась голова от воспоминаний.

Он сделал ей предложение недалеко от этого места. Потом Грэнди встала в дверях и с указующим перстом заявила: «Вон отсюда!» Больше Джульет не приезжала в Соловьиный Дом при жизни бабушки.

Они уехали отсюда, остановились по дороге, чтобы Джульет стошнило в живой изгороди. Мэтт держал ее за руку, тер ей спину, утешал.

– Ничего страшного, ничего. Ты любишь ее, и не твоя вина, что она так переменилась. Горько и печально. – Теперь она вспоминала, что у них было все не так и плохо. Иногда он был просто чудесным. – Понимаешь? Улыбнись. Вот и хорошо. – Он снова потер ей спину. – Мне плевать, что она говорит. Я люблю тебя. Я уже люблю нашего ребенка. Давай поженимся. – Так что их помолвка произошла возле живой изгороди, когда ее тошнило: по иронии судьбы это был его самый романтичный поступок, какой она могла припомнить.

Теперь я должна помочь ему. Должна отпустить его как можно быстрее и безболезненнее.

Джульет села возле дома на каменную скамью и достала бракоразводные бумаги и ручку. Из дома неслись крики восторга. В деревьях пел вечерний птичий хор; вокруг все гудело, жужжало, оживая после зимы. Через месяц исполнится год, как она потеряла свою работу и раньше обычного вернулась на Далси-стрит. Прошли четыре времени года, и она помнила каждый месяц. Пора было подвести черту. Последним камнем преткновения были выплаты для Санди – Мэтт настаивал, чтобы они прекратились, если Джульет снова выйдет замуж. Она уступила и подписала бумаги. Если она снова выйдет замуж, то так удивится этому, что и не заметит ничего. К тому же алименты Мэтта были такими незначительными, что это не составляло разницы.