Значит, ему надо сделать для Неё такие туфли, чтобы ходить в них было сплошным удовольствием. Пожалуй, это единственный путь, ведущий к Ней. Так думал Такао, когда, вернувшись домой после работы, до поздней ночи трудился над туфлями в пустой квартире. Отпечаток стопы на бумаге, мягкие обводы, которые до сих пор помнили его руки, — по этим подсказкам он обтачивал деревянные колодки или покрывал их мастикой, придавая им нужную форму. После долгих мучений и нескольких изрисованных страниц в блокноте он наконец выбрал окончательный вариант дизайна. Сделал выкройку из бумаги. Серебряным карандашом перенёс её контуры на кожу. Несколько раз ошибся, но всё же вырезал размеченные детали специальным ножом. Сложил их, как головоломку, и сшил вместе, придавая объём. Всевозможные звуки, сопровождавшие его действия, таяли в пустоте комнаты. Ночной воздух незаметно впитывал шум, как пересохшая ткань — воду.
«Тишина в комнате и одиночество обязательно сделают меня взрослым», — словно молясь, думал Такао.
На то, чтобы сделать пару туфель, одновременно подрабатывая в ресторане, летних каникул, конечно же, не хватило. Август пролетел в одно мгновение, оставив Такао меньше ста пятидесяти тысяч иен на счёте, гору испорченной кожи и порезы от инструментов на руках. Он даже не сумел нормально сшить верх туфель и не имел ни малейшего представления, когда при таком темпе их закончит. Но начинались занятия в школе, и это его приободрило. Теперь, если пойдёт дождь, он сможет без зазрения совести отправиться на встречу с Ней...
«Я решил, что буду прогуливать в те дни, когда идёт дождь, но только до обеда», — сказал он Ей когда-то. О чём бы им поговорить? Ну например: «Я почти выучил её наизусть». Она посмотрит на него с недоумением и спросит: «Что выучил?» А он: «Книгу про изготовление обуви, которую вы мне подарили». И правда процитирует кусок по памяти. Она, наверное, удивится. И обрадуется.
С такими мыслями и в приподнятом настроении Такао отправился на занятия в первый день второго триместра.
Потому-то, когда на большой перемене она внезапно прошла мимо него возле учительской, он даже не сообразил, кто это. Понадобилось несколько полновесных секунд, прежде чем в мозгу шевельнулось: «Что?..»
— Юкино-сэнсэй! — удивлённо закричала шедшая вместе с ним Хироми Сато ещё до того, как Такао оглянулся, и бросилась к той женщине.
Он проводил Сато взглядом, медленно повернулся и увидел своего классного руководителя Ито, а рядом с ним — Её.
Юкино-сэнсэй?..
Он застыл на месте, смысл этих слов не укладывался у него в голове, а к ней сбежались и другие ученики, обступив её со всех сторон. И все звали: «Сэнсэй, сэнсэй!..»
— Простите, ребята.
Стоило ему это услышать, как по телу пробежала дрожь. Такой знакомый, убаюкивающий, неуверенный голос.
«Что она здесь делает?» — в беспорядке метались мысли Такао.
— Я буду в школе до конца пятого урока. Если хотите, можем спокойно поговорить позже, — сказала она окружившим её ученикам, отвела взгляд, а потом внезапно посмотрела на Такао. Их глаза встретились. Ему показалось, что она вот-вот заплачет.
Это Она...
От того, что он её увидел, сработал условный рефлекс, и его охватила радость, но это чувство тут же унесло прочь чем-то похожим на раздражение, а то, в свою очередь, вытеснили замешательство и сомнение. Ему вдруг стало нечем дышать, словно сильный ветер выдул из воздуха весь кислород.
— Надо же, Юкино-тян пришла в школу, — удивлённым тоном сказал стоявший рядом Мацумото, и его голос звучал как будто издалека.
От Сато с Мацумото он и узнал, что случилось с
Что с прошлого года ученицы из класса, которым она руководила, постоянно её травили. Что по какому-то недоразумению они решили, будто учительница отбила у одной из них парня, и устроили коллективный бойкот её уроков. Что в дело даже вмешались чьи-то родители, и её довели до того, что она больше не могла приходить в школу. Что в итоге она решила уволиться. И наконец, что зачинщиком и организатором всего этого была девушка по имени Сёко Айдзава.
Такао жутко разозлился. Только не понял, на кого именно — на Сёко ли Айдзаву, на Неё, за то, что утаила свою профессию, или на себя самого, за то, что ничего не знал.
И всё-таки ему удалось загнать поглубже клокотавшую внутри ярость и кое-как дотерпеть до окончания занятий. Пока звенел звонок, означавший, что можно идти домой, он молча наблюдал из окна кабинета на втором этаже, как Она выходит через ворота. За ней, конечно же, увязались несколько учеников, они плакали. Закат в тот день был ядовито-красного цвета. Затем Такао направился прямиком в кабинет двенадцатого класса. Отыскал ту самую Айдзаву и сказал:
— Говорят, Юкино-сэнсэй увольняется.
Что будет дальше, он не задумывался.
— Плевать я хотела на старую шлюху, — презрительно бросила та, и, прежде чем Такао успел что-то сообразить, его ладонь ударила Айдзаву по щеке.
На полпути Такао заметил, что зашёл не туда, но всё же продолжал идти дальше.