Сад Иеронима Босха

Утверждение о контроле Ватиканом распространения порнографической продукции не более чем смешно. Ватикан в Вашем и моём лице постоянно борется с развратом и распущенностью. В данном же случае Ватикан выглядит гнездом порока. Помимо распространения порнографии как таковой автор приписывает нам свободу нравов и использование услуг женщин сомнительного поведения. Я думаю, что нет смысла подробно комментировать столь вопиющую ложь.

Отдельно хотелось бы выделить расовую нетерпимость автора. Обратите внимание на постоянное подчёркивание национальной принадлежности Мессии и его окружения. Изначально предвзятый взгляд на житие Джереми Л. Смита приводит в данном случае к созданию противоречивого и неестественного текста.

Кстати, несколько слов о художественных достоинствах данного «жития». Автор постоянно перескакивает с настоящего времени повествования на прошедшее и обратно, что в определённой степени затрудняет восприятие. Помимо того, он настолько категоричен в своих утверждениях, что кажется не более чем подростком-максималистом. В то же время, эрудированность автора не позволяет считать его таковым. Я постоянно задаю себе вопрос: кто мог написать это? Кто мог ненавидеть Мессию и человечество в целом настолько сильно? Пока что я не нахожу ответа.

4. АФРИКА

Джереми идёт по поверхности воды в бассейне. Он ступает осторожно, точно боится ошибиться, точно вода сейчас перестанет быть плотной и пропустит его вниз, позволит ему упасть. Но вода под Джереми Л. Смитом — это каменная плита. Ступать по ней легко и приятно. Она слегка облегает ступни и смешно причмокивает.

Широкие двери отворяются, входит Спирокки. Джереми оборачивается.

Он ведь наивен — этот Мессия, он наивен, как дронт. Дронты жили на островах в Индийском океане. А потом пришли европейцы. Эти птицы были так глупы, что подпускали белых охотников на расстояние удара. К дронту можно было подойти и убить его ударом палки по голове. Последнего дронта убили в 1643 году.

Джереми — такой же. Он подпускает к себе на расстояние удара. Только ударить его пока никто не смеет.

«Вы и вправду этого хотите?» — спрашивает Спирокки.

Джереми улыбается.

«Я должен, чё уж тут».

«Вы ничего не должны. Вы делаете то, что хотите. Это разрешение, которое дал вам Бог».

Джереми улыбается и идёт к кардиналу через весь бассейн.

«Значит, хочу».

Это железная логика. Кольцевая. Я хочу и делаю, потому что имею право делать всё, что хочу. Месяц назад Спирокки отговорил бы Джереми. Теперь — нельзя. Невозможно.

Джереми хочет на войну. Он никогда не видел войны. Настоящей войны. Исполненной смерти и страха, нищеты и голода. Теперь Джереми нашёл такое место, где все ужасы слились воедино. Убить всех зайцев одним выстрелом — это отличное решение. Мессия идёт в бой без оружия в руках, но — со Словом. Прекрасный пиар-ход. На спине Джереми можно поместить логотип «Майкрософта». Отличная идея. И это будет дорого стоить.

Но Спирокки понимает одно. Джереми — человек. Мессия, Сын Божий, кто угодно, но — в человеческом теле. Если с Джереми что-то случится, будет очень сложно. Поэтому он боится. Но воля Джереми — это Божья воля, и с этим кардинал ничего поделать не может.

«Это всё, Лючио?» — спрашивает Джереми.

Никто не называет кардинала Спирокки по имени. Никто не имеет на это права. У него нет родных людей, которые могли бы называть его так. Джереми дозволено всё. Все для него — на «ты». У него плохая память на имена, но наиболее употребляемые он всё же выучил, потому что иначе нельзя.

«Всё».

Спирокки кланяется и исчезает. Джереми идёт по воде с усмешкой, ни о чём не беспокоясь, потому что бояться нечего. Война — это именно то, чего он сейчас хочет. Точнее, он хочет, чтобы войны не было.