Сад фонтанов

Никогда в жизни я не видел таких потрясающе удивительных глаз, как впрочем, и после тоже не довелось наблюдать подобного феномена. Встретившись с ними взглядом, всё существо начинало трепетать, как от прикосновения к чему-то необыкновенно прекрасному, безмерно нежному и чувствительному, сердце взволнованно стучалось, рвалось из груди, где ему становилось тесно, ощущение счастья и блаженства переполняло чашу чувств, душа пела, сладостной истомой разливался по телу божественный елей! Стоило отвести взгляд, как всё естество взрывалось негодованием от содеянного, требуя вернуть утраченное состояние. Может быть, так наркотики действуют на психику человека, не знаю, но ничего даже приблизительно похожего я не испытывал ни до, ни после. Потому-то, заглянув один разок в этот безбрежный океан волшебного мироощущения, испытав на себе сказочную пленительность этих неземных глаз, я старательно избегал повторно встретиться с ними, боялся утонуть в этом море радости, сгореть заживо в пламени любви, стать ручным, как наверняка, стали многие, хоть раз окунувшиеся в эту вселенную света.

— Но Вы же не пристегнулись, — возразил я, отводя взгляд и втихаря переводя дух от пережитого потрясения.

— Извините, я не заметила, — ответила она и тут же пристегнулась, потом сделала то же самое с моим ремнём безопасности, да так ловко и быстро, что удержаться от похвалы трудно было.

— Скажите, а на кой это надо? Ведь всё равно не спасёт, коли падать начнём? — глупо ухмыляясь, спросил я, глядя на её красивые руки с тонкими пальчиками пианистки.

— Инструкция, — ответила она.

— Опять инструкции, — проворчал я. — Одни инструкции и ничего больше. Вся жизнь одна сплошная инструкция.

— Чем это Вы так недовольны? — спросила она.

— Дураками, придумавшими дурацкие инструкции, — ответил я, отворачиваясь к иллюминатору.

— У Вас неприятности, а виноваты все вокруг, — спокойно заметила стюардесса. — Так нельзя.

— Много Вы знаете. Чего можно, а чего нельзя, — пробурчал я, впрочем, не оборачиваясь к ней.

— Напрасно. Я ведь вам лично ничего плохого не сделала.

— Простите, — снова буркнул я.

Погасло табло, запрещающее курить, значит, мы набрали нужную высоту. Ровно работали турбины. Стюардесса, предварительно заглянув в какую-то свою книжечку и включив трансляцию, сообщила для всех высоту и температуру за бортом. На этом её первый этап работы заканчивался. Небрежно отбросив ставший ненужным микрофон, девушка обратилась ко мне.

— Не могу ли я Вам чем-либо помочь? — спросила она.

— Да уж… — начал, было, я, но вовремя прикусил язык.

Действительно, кто был виноват в моих бедах? Она была права. Срывать зло на посторонних людях не входило в ассортимент моих привычек, особенно на прекрасной половине человечества.

— Вы напрасно так со мной. А вдруг я смогла бы Вам чем-то помочь.

— Ну, разумеется, — не выдержал я. — Верните самолёт назад в аэропорт, — ни с того ни с сего ляпнул я и повернулся, чтобы увидеть реакцию.

Совершенно спокойно она взялась за пряжку ремня безопасности, демонстрируя тем самым, своё намерение выполнить моё дурацкое желание. Если она блефовала, то очень натурально. Я, во всяком случае, поверил.

— Один момент! Чего не сделаешь ради многоуважаемых пассажиров, — произнесла бортпроводница, возясь с ремнём.

— Если ради обыкновенного многоуважаемого, то не стоит таких трудов, — возразил я.

Мне почему-то не понравились её последние слова.

— Простите, если я Вас обидела, но в чём Ваша необыкновенность, если это не секрет? — спросила она, с интересом на меня глядя.

Руки её замерли. Пряжка осталась не расстёгнутой. Всем своим нутром я почувствовал её любопытный взгляд.

— Да. Конечно. Вы правы. Простите, пожалуйста, за грубость, — извинился я, отводя взгляд от её манящих губ. — Развернуть машину в воздухе не просто. Для этого понадобятся очень убедительные аргументы.

— Да, конечно, но для Вас я рискну своим служебным положением, — улыбнулась девушка и вновь взялась за ремень.

— Не стоит себя так утруждать, — вякнул я.

— А Вы действительно хотите вернуться? — Не унималась она.

— Ну, конечно.

— Вы уверенны, что это Вам необходимо?

— Как рыбе вода.

— Тогда я помогу Вам. Вы убеждены, что не будете потом жалеть? — снова спросила стюардесса.

Вероятно, ей самой очень хотелось вернуться на землю, но в силу своих профессиональных обязанностей, признаться в этом она не могла.

— Не надо, ради Бога, — промямлил я, снова всунувшись в иллюминатор. — Я же просто пошутил.

— Вы всегда так неудачно шутите? — поинтересовалась она, стараясь поймать мой взгляд.

— Да, я шутник-неудачник. Всю жизнь шучу и всё невпопад, — огрызнулся я.

— М-да! Судьба человека только в его руках, — многозначительно сказала бортпроводница.

— Впервые в своей жизни встречаю стюардессу-философа, — съязвил я.

— Простите меня, пожалуйста, я действительно что-то сегодня разговорилась, — смутилась красавица, возвращаясь к заевшей пряжке.