Саботаж

– Относительно чего?

– Относительно Герники.

Фалько, еще немного подумав, ответил:

– Смотря по тому, чья это работа.

– Ну, давайте на минуту предположим, что это был налет вашей авиации.

– То есть итальянской и германской.

Здоровый глаз адмирала метнул молнию:

– Не забывайся, щенок!

Фалько продолжал, словно размышляя вслух и обращаясь к Канарису:

– Полагаю, что бомбежка – примета и символ цивилизации. Доказательство – в том, что вас, уже успевших цивилизоваться, никто ведь не бомбит.

Канарис, не теряя благодушия, расхохотался. Он был любезен и терпелив. Или хотел казаться таким.

– Мне нравится испанский юмор. Когда вы шутите, выходит по-настоящему смешно… Народ с таким трагическим мировоззрением, как у вас, не станет смеяться над всякой чушью.

С этими словами он вновь с любопытством уставился на Фалько:

– Иными словами, кто бомбит, тот и цивилизован?

– Да. Сейчас, по крайней мере.

– Однако и вы времени даром не теряли… Вспомните Риф[17]. Там в ход пошел даже иприт.

– В ту пору и мы вели себя как цивилизованная нация. Как ведут себя сейчас итальянцы в Абиссинии.

Кюссен с сигарой в зубах укоризненно покачал головой:

– Никто никогда не будет бомбить рейх.

Фалько пожал плечами:

– Ловлю вас на слове. Хотите пари? Проигравший заказывает ужин в берлинском «Хорхере».

Принимая игру, Кюссен улыбнулся с добродушным лукавством:

– Канар а-ля руанэз[18] и «Мутон-Ротшильд» тридцать второго года?

– Тридцать пятого.

– Идет.

Фалько перевел взгляд на Канариса, которого явно забавлял этот разговор:

– Впрочем, под бомбежку попадет и «Хорхер».

Канарис, внезапно посерьезнев, посмотрел на него пристально и пытливо. Потом засмеялся:

– Мне нравится ваш агент, дорогой адмирал. У него есть характер.

– Говорят. Мне дорога ваша похвала, потому что моему агенту придется работать вместе с вашим, – адмирал показал на Кюссена. – И пока они не будут пренебрегать женами или любовницами, все будет хорошо.

– Я холост и не завожу долговременных связей, но тоже буду об этом помнить, – рассмеялся Канарис.

– Что же касается Герники, нас напрочь не волнуют версии этой истории. Важно то, что Пикассо малюет для павильона на Выставке. – Адмирал ткнул в Фалько черенком трубки: – К тебе это имеет прямое отношение.

– Ко мне?

– Да. И вот этот господин сейчас, не сходя с места, объяснит тебе почему.

И Кюссен – ибо именно его адмирал подразумевал под «господином» – объяснил. Он дружит с Пикассо и видел первые эскизы к картине. Художник работает над ней с начала мая. Это огромное полотно будет выставлено в павильоне Испании на Всемирной выставке. По сведениям из надежных источников, атташе по культуре, некто Ауб, уже выплатил Пикассо 150 000 франков. Заплатили и одной из его любовниц – Доре Маркович, или Доре Маар, – за то, что будет фотографировать все стадии работы. Окончить ее планируют к началу июня.

– Взялись за дело, как видишь, засучив рукава, – заметил адмирал.

Фалько кивнул, осмысляя слова австрийца.

– Да… Однако я все равно не возьму в толк, при чем тут я.

– Пикассо и Лео Баярд – близкие друзья. Они регулярно встречаются, а Эдди Майо даже позировала Пикассо.

– И?.. – выжидательно сказал Фалько.

– Я введу вас в их круг, а это откроет вам доступ к Пикассо. Как вам мой замысел?

– Замечательно. Обожаю, когда меня вводят в круги.

– Вы коллекционер и, значит, купите что-нибудь – какой-нибудь пустячок, причем сумму за него отвалите непомерную. Деньги откроют вам все двери… Тесно свяжут вас с этими людьми и помогут войти к ним в доверие.

Фалько вытащил из кармана портсигар. Очень медленно, продолжая размышлять, с какой все же целью это затевается.

– По-прежнему не понимаю, как я буду связан с картиной.

Адмирал нетерпеливо хлопнул ладонью по столу:

– Но это же так ясно! Что ты придуриваешься?! В Париже у тебя будет двойная миссия. Помимо того, что тебе предстоит выдать Баярда за нашего агента и устроить так, чтобы его ликвидировали свои же, ты должен помешать Пикассо.

Фалько, уже доставший сигарету, замер, не донеся ее до рта. Он переводил глаза с одного на другого, с другого на третьего, пока не остановился на приятно улыбавшемся Канарисе:

– Что-что? Я не расслышал, наверно.

– Все ты расслышал, дурачка из себя не строй, – зарычал адмирал. – Надо повредить картину, сжечь ее, изрезать… Смотря по обстоятельствам. Красным надо преподать хороший урок… Ты должен уничтожить эту мазню, прежде чем ее доставят на Выставку.

4. Коммунист и тореро