Озон встал и, пошатываясь, выбрел за дверь. Над верхушками леса на востоке занимался бледный рассвет. Над могилами стлался волглый туман, воздух киселем стоял в легких. Казалось, еще минута, и земля раздастся, выпуская из себя…
На плечо легла чья-то рука. Подняв голову, Озон встретился взглядом с куратором. Тот смотрел на младшего без улыбки и как-то странно… сочувственно, что ли?
– Она всех так проверяет, – тихо сказал Центурион.
А, может, и не сказал, а просто подумал, потому что губы у него при этом не двигались.
– Пробует на вкус.
Красный огонь в зрачках куратора потух, и Озон неожиданно понял, что глаза у него самые обычные, серые.
– Не обольщайся, парень. Мы для нее – только пища. Она не может пить син-кровь.
– Почему?
Вместо ответа Центурион вытащил из кармана флягу и, отвинтив колпачок, сунул в руки Озону.
– На, глотни. Полегчает.
Озон вдохнул привычный, железисто-трупный запах, и его стошнило.
* * *«Дорогая мама», – писал Озон на листке желтоватой бумаги.
Писал когтем, обмакивая его в ранку на сгибе локтя. Получалось почти как чернилами, только ранку приходилось то и дело расширять – края быстро затягивались.
«Дорогая мама. Ты никогда не получишь этого письма, потому что я его никогда не отправлю. У нас нет даже номера полевой почты. У нас – это у меня, Симбы, Падре, Центуриона и Херувима. То есть Ангела. Я только недавно узнал, что Ангел – девушка, и когда-то была настоящим ангелом, пока ей не оторвали крылья. Центурион нашел ее в лесу и кормил собственной кровью, потому что у женщин, оказывается, другая физиология, и син-кровью они питаться не могут. Это немного смешно, ведь какая может быть физиология в виртуале? Но она есть. Иногда я немного подкармливаю Ангела, потихоньку от Игоря… то есть Центуриона, его Игорем на самом деле зовут. Я ему не говорю, потому что он сердится. И вовсе не из-за ревности. Он меня к Ангелу не ревнует. Где я, а где Центурион и Ангел. Хотя она очень красивая. Просто очень-очень. Я раньше, наверное, совсем слепой был, если не замечал, что она девушка. В Тылу таких красивых не бывает. Один раз, когда я на нее пялился (извини, это ее слово – «пялился»), Ангел объяснила, что уродливых в «Службу милосердия» не берут. Только в медчасти. А красивых берут в ангелы, чтобы умирающие видели что-то приятное. А я могу любоваться приятным каждый день. Наверное, потому, что уже давно мертвый… Кстати, на самом деле ее зовут Люси. Правда, красивое имя? Она сама мне сказала и просила не звать ее Ангелом, но я почему-то иначе не могу».
Перевернув листок, Озон продолжил: