С высоты птичьего полета

Он закрыл окно и запер ставни. C нахлынувшей решимостью он собрал остатки их ужина и поднялся по лестнице на чердак. Открыв дверь, Хедьдс удивлением обнаружил, что чердак пуст. Развернувшись, он услышал за спиной шорох. Майкл прятался за ящиками.

Профессор с облегчением выдохнул:

– Минейр Блюм?

– Я слышал голоса.

Майкл вышел и сел на большой сундук, наблюдая, как Йозеф раскладывает съестное изобилие на ящике, а после садится на сундук напротив. Молчание длилось долго, пока Хельд пытался заговорить, наконец, он произнес:

– Я думаю, будет лучше, если вы уйдете не сейчас.

– Но… – встревожился Майкл.

– Нет. Вы останетесь, – категорично заявил Хельд.

– Я не могу! Вы не понимаете! Я должен быть в другом месте, – дерзко отреагировал Майкл.

– На улице опасно.

– Вы не можете удерживать меня тут.

С принятым решением Хельд направился к двери.

– Это для вашего же блага.

Разгневанный, Майкл поднялся:

– Я же вам не нравлюсь.

Хельд кивнул, а потом продолжил:

– Это не имеет значения.

Майкл рванул к двери. Профессор вскинул руку.

– Эти несколько недель там будет очень опасно. Немецкий офицер предупредил меня. Вы переждете здесь, пока этот кошмар не стихнет.

– Здесь что, был нацист? – в ужасе спросил Майкл.

– Да, но он искал не вас. Пока вы сидите здесь, вы все еще в безопасности.

Студент отрицательно покачал головой.

– Профессор, мне очень жаль. Но я должен идти! Я обещал встретиться!

И прежде, чем Майкл успел еще что-то добавить, Хельд быстро шагнул за дверь и запер ее.

Майклу совсем не верилось в происходящее.

– Не могу в это поверить. Вы что, запираете меня!?

Спускаясь по лестнице, Хельд слышал, как Майкл расхаживает по крошечной комнате, словно зверь в клетке. Ему вспомнилось стихотворение «Пантера» и он испытал противоречивые чувства. Справедливо ли сажать кого-то в тюрьму ради его же блага? Что это могло дать на самом деле? Но его мысль прервало более сильное чувство. Необходимость сохранить кому-то жизнь любой ценой.

Он положил ключ в карман. На этот раз он поступит правильно. На этот раз вместо смерти будет жизнь. На этот раз он будет бороться за правду. И наименьшее из того, что он мог совершить. Этот самое незначительное, что он может совершить ради мефрау Эпштейн и ради Сары.

Глава 11

На следующее утро после облав профессор Хельд проснулся и снова уставился в потолок спальни. Он выдохнул, утомленный и довольный тем, что ему не придется быть в университете допоздна. Его дом находился вблизи еврейского гетто Йоденбурта, и большую часть ночи он не спал из-за доносящихся до окон его спальни звуков гудения сирен, выстрелов и криков, так как облавы на евреев длились всю ночь. И даже с плотными шторами и глухо запертыми деревянными ставнями мучительные вопли и пронзительные крики прорывались в неподвижное безмолвие ночи.

Он неоднократно делал попытки не думать о том, что там происходит. Но громкие, сердитые голоса немцев звучали, по улицам двигались грузовики и время от времени раздавались выстрелы. Ему хотелось верить, что это были предупредительные выстрелы, но каждый хлопок, осквернявший ночную тишину, возвращал его к эпизоду убийства мефрау Эпштейн. Каждый пугающий выстрел сотрясал его до глубины души, и он ощущал себя беспомощным.

Ворочаясь в постели, он думал о Саре, и впервые за много лет его ноющие чувства обнажились. По-видимому, после смерти мефрау Эпштейн крепко-накрепко запертая дверь, сдерживающая их, распахнулась. Теперь она не хотела закрываться, а он утратил контроль над всеми мыслями: они нападали на него в нескончаемом разговоре. Он пытался дистанцироваться от них, но вместо того, чтобы утихнуть, они только усиливались. По мере того, как тянулась ночь, его сны становились все ярче и раздражающе реальными, сердце билось чаще, он дышал неровно, прерывисто, когда обнаруживал, что снова и снова переживает последние мгновения жизни Сары.

В три часа ночи, не в силах больше справляться с кошмарными видениями, он поднялся, чтобы выпить стакан воды. Сонный Кот поскакал за ним вниз, вероятно, сбитый с толку их нарушенным распорядком. Набирая воду, он склонился над кухонной раковиной, и его отражение в затемненном окне выразило всю тяжесть бессмысленности, обрушившейся на него.

Почему он запер Майкла на чердаке? Юноша пришел за помощью, а он обращается с ним, как с преступником. Он чувствовал расхождение со своими действиями, хотя понимал, что им руководили страх и инстинкт; но был и импульс, потребность контролировать неконтролируемое. Когда эмоции навалились на него и захлестнули яростной волной, он снова попытался обуздать мысли и эмоции, найти им аккуратное место в сознании, чтобы разложить по полочками и убрать. Но, казалось, не помогало ничего. Он летел в свободном падении, и ничего не могло его остановить.