С видом на Нескучный

У Ниночки свой график и свое расписание, все четко, как по писаному. Многолетние привычки, и это касается абсолютно всего: распорядка дня, дневного отдыха, еды. Это касается радио и телевидения: по радио две программы, старые записи чтецов и концерты классической музыки, по телевизору тоже. Закончилось – щелк, и темный экран. Когда Ниночка читает, в доме должна быть полная тишина. Когда спит – тем более, спит она плохо, тревожно.

Дальше, поликлиника, иногда больницы, приходящая массажистка. Парикмахерская, где раз в два месяца Ниночка делает стрижку и укладку, а раз в месяц обязательный маникюр.

Но и это не главное – главное, что Таня перестанет принадлежать самой себе. Молчать, когда хочется, валяться, когда заблагорассудится, улечься спать, когда сильно устанет. Посмотреть телик, почитать, сходить в кино или на прогулку. Она перестанет быть свободным человеком. А несвобода – это самое страшное.

Но есть и другая сторона этого дела – в первую очередь сама Нина Васильевна, Ниночка. Как можно от нее отказаться? Чужих Нина боится, никому не доверяет, и это вполне объяснимо – одинокий пожилой человек, за которого некому постоять. Ну и что уж там – квартира… Да, квартира. Единственная возможность стать москвичкой. Не лимитой, не приезжей, не деревней, не понаехавшей, а самой настоящей москвичкой.

Таня понимала: денег не то что на квартиру, на комнату не заработать. Причем никогда. Значит, выход один, и раздумывать нечего.

Только одна из коллег, парикмахер Лера, не позавидовала, скривилась: «Это же рабство, Тань. Такая зависимость! Нет, лично я бы ни за что не согласилась. Ни за какие коврижки. Запереть себя со старухой? Со стопроцентным инвалидом? Убирать за ней? Тань, очнись! Цени свою свободу. Это ж такое счастье – ни за кого не отвечать. Вот вся моя родня ждет от меня одного – денег. И им наплевать, как я тут, что. Как кручусь, как экономлю, сколько за комнату свою убогую за Кольцевой плачу! Что ем, как сплю. Наплевать! Только и ждут переводов. Как конец месяца, начинается: «Лер, а у нас денюжки кончились!», «Лер, а у нас холодильник пустой!», «Лер, а Артемке надо сандалии купить!», «Лер, так хочется твердой колбаски!»… Да ладно бы колбаски – им всего хочется! Московских конфет, сыра, сосисок. Апельсинов хочется, пастилы. Ну и так далее, долго перечислять. А что Лера? А ничего, вперед, по магазинам! Никуда не денешься – они твоего ребенка воспитывают! И все время об этом напоминают. И тянут, тянут. Ты, говорят, ведь на заработки поехала? Сына оставила, у тебя там Москва, асфальт, огни, центральное отопление, горячая вода и свобода, а у нас сарай с курями, поросенок, печка, на которую не напасешься, и грязь по колено. А я тут, можно подумать, – Лера смахнула слезу, – в шоколаде. Счастливая ты, Танька. А не понимаешь! Не уходи к этой бабке, цени свободу. И молодость цени – сама знаешь: проскочит – не заметишь. И люби себя, знай себе цену».

Все так, Лера права. Даже девчонки притихли. Хорошо, когда не приходится выбирать. Выбор – всегда сложное дело.

И посоветоваться не с кем, в парикмахерской все говорено-переговорено, да и решение принимать не девчонкам, а ей, им бы только языками почесать.

Тянула, отводила от Ниночки взгляд, а та ждала. Ждала как приговора. Однажды поймала Танину руку. Вздрогнув, Таня посмотрела на нее. Обе молчали, потому что понимали – больше тянуть нельзя, вопрос должен быть закрыт. Как на нее смотрела Нина Васильевна! Сколько надежды, тревоги и боли было в ее глазах.

Таня выдавила улыбку:

– Завтра и перееду, Ниночка Васильевна! Окончательно, с вещами. Не возражаете?

Какое! Расплакались обе.

«Я помогаю немощному и старому человеку, я помогаю близкому человеку, дорогому и одинокому. Я все сделала правильно, и я не жалею об этом, – твердила Таня. – Я все сделала правильно».

Но осадочек, как говорится, оставался: квартира. И когда она говорила, что не жалеет, то врала. Жалела. Вернее – спустя пять лет пожалела. Когда появился Вадим. Было ли ей тяжело? Безусловно. Хотелось сбежать? И такое было. Хоть куда: в магазин, в аптеку, только бы выскочить на свободу хоть на час или два, вдохнуть свежего воздуха, увидеть людей.

Были и мысли уйти, были. Уставала. Не физически, хотя и здесь было тяжко, – морально. Маленькая комната, духота, Ниночка, как многие старики, боялась сквозняков. Запахи лекарств, болезни, старости. Разговоры по кругу. Капризы, обиды, претензии. Неумолимая старость и болезнь отнимали у Ниночки разум, такт, терпимость и спасительный юмор.

Таня раздражалась, злилась, огрызалась. Жалела. Жалела, что согласилась. Авантюра. Страшная авантюра – запереть себя заживо, отказаться от молодой жизни.

Потом, правда, было стыдно – ее решение, никто не заставлял, выходит, терпи. Терпи и оставайся человеком, не смей поддаваться настроению, не смей себя жалеть. Ниночке хуже в сто, в миллион раз.

И ни о какой квартире она не думает, боже упаси! Просто она очень устала.