– Вы знаете, если только лишь наблюдать за ним, то можно сделать вывод, что президент находится под сильным психологическим влиянием своих же снов. Но иногда, мне кажется, что его сознание пробуждается, пытается выбраться из невидимых сетей. Вчера вечером, когда я заметил в нем новые изменения – он стал рисовать вот эти странные знаки. Я решил провести эксперимент. Я попросил его ручку, когда он аккуратно вычерчивал свой знак на третьей странице тетради. И что вы думаете, он дал мне свою ручку с пастой. Взамен я дал ему ручку с синей пастой. Он повертел в руках, оглядывая ее внимательно, потом разобрал, и с яростью выбросил ее в сторону. Я дал ему карандаш зеленого цвета. Он его выбросил, почти не глядя. Затем я решил дать ему целую охапку карандашей. Он бросил их на стол, выбрал один, остальные сбросил со стола и принялся рисовать в тетради. Вот почему остальные рисунки выведены карандашом.
– Карандашом того же цвета, что и его первая ручка, – сказал Громов.
– Верно, он черного цвета. Вероятно, это для него что-то значит, – Черемных внимательно посмотрел на Громова, словно искал в нем ответ.
– Ясно, – произнес Громов, он встал, взял тетрадь со стола, вырвал первую страницу с рисунком. – Я возьму его, может, вы правы, и президент, находясь в тяжелом состоянии, иногда выходит из него, и пытается нам что-то сообщить. Этот рисунок я возьму с собой, остальные уничтожьте.
– Хорошо. А если он захочет вновь рисовать?
– Пусть рисует. Я думаю, что ничего нового мы не увидим.
В этот момент из-под пиджака Громова раздалась приятная мелодия. Он вынул телефон, попрощался с доктором, и вышел.
– Громов слушает, – сказал Громов, прикладывая плоский аппарат к уху. Он спустился по лестнице, вышел из дома и пошел по пустынной, ярко освещенной аллее, обрамленной аккуратно подстриженными газонами.
В телефонном аппарате послышался приятный треск, словно кто-то теребил аппарат. Послышался мужской уверенный голос.
– Это капитан Жаров, извините, что не сразу ответил.
– Неважно, что у вас, капитан? – спросил Громов.
– Мы только что взяли подозреваемого, – голос капитана был прерывистым, словно он сделал какие-то физические упражнения или гнался за кем-то.
– Темнокожего парня? – спросил Громов.
– Да, он действительно студент. Его опознали по фотороботу в университете, хотя первый раз, когда смотрели, сомневались. Он снимает квартиру в центре города, недалеко от Красной площади.
– Документы есть?
– Да, – ответил капитан. – Он прибыл из Ирана несколько месяцев назад, его имя Бахидж. Худощавый, небольшого роста, темнокожий, по-русски не говорит.
– А по-английски?
– Немного, мы доставили его в отделение.
– Поместите его в отдельную камеру, – приказал Громов, – и пусть его никто не допрашивает, пусть ждут меня.
– Ясно, ответил Жаров.
Громов спешно прибыл в участок, где его ждал капитан Жаров. Они оба вошли в комнату для допросов.
– Что вы обнаружили в его квартире? – с нетерпением спросил Громов. – Оружие, бумаги, компрометирующие его, нашли?
– Нет, ничего такого, – ответил капитан. – Его место проживания трудно назвать комнатой. Там настоящий бардак: какие-то свечи, много глиняных сосудов с непонятным содержимым, черная курица, кровь на полу, какие-то амулеты и страшная вонь гари. Он что-то жег до нашего внезапного появления.
Лицо Жарова светилось, словно он был счастлив, его распирало какое-то чувство довольства, он еле сдерживал улыбку.
– Что, капитан? – спросил Громов в надежде узнать причину столь странных гримас на лице капитана.
– Мы обнаружили среди прочего две улики, изобличающие подозреваемого.
– Так, – лицо Громова прояснилось, словно тень сползла с него. – Что это за улики?
– Ну, во-первых, это расческа. Помните случай с нападением на резиденцию.
– Лейтенант Сивцов, – догадался Громов.
– Да, вы просили нас найти пропажу. Собака тогда след не взяла, потому что его не было. Эту расческу, по-видимому, вынес из дома Сивцов. Вообще, подполковник, я должен вам сказать, что вся обстановка в доме подозреваемого напоминало место какого-то шамана или гадалки. – Он поморщился, – не приятное место, аж мурашки ходили по спине. В отличие от наших целителей или гадалок, в той квартире, с той обстановкой и видом лица, с которым мы застали хозяина, у меня появилось уважение и какой-то неясный страх. Мне показалось, что это все реально, что я, войдя в комнату, обставленную необычно, очутился в ином мире. Но вы не подумайте, что я заискиваю перед его умениями или пытаюсь глупо что-то объяснить, дело в том, что и другие люди, с которыми я брал подозреваемого, тоже нечто подобное ощутили.
– А как сейчас? – с недоверием и сарказмом спросил Громов.
– Все прошло, как только мы покинули квартиру, уводя в наручниках нашего подозреваемого.
– Я надеюсь, что его никто не допрашивал.
– Как вы и хотели, – сказал Жаров. – Но это еще не все улики. – Он заулыбался, и вынул из кармана небольшую деревянную статуэтку, изображающую полководца Суворова верхом на лошади.