– Сержант утверждает, что вы действительно с ним расстались в десять сорок пять вечера и уехали домой в город. В четыре часа, перед самым рассветом, он услышал какую-то возню в охраняемом доме. Подошел к двери и увидел мужчину, спокойно выходящего из дома. И знаете, кто был этим неизвестным?
– Хотите сказать, что это был я? – сипловатым, неуверенным голосом пробубнил лейтенант.
– Да, это были вы, с его слов. Но и это не все, – продолжал Громов. – В тот момент, когда он подошел к вам и хотел расспросить, что вы делали в апартаментах президента, вы оглушили его, ударив чем-то тяжелым в голову. Возможно, пистолетом.
Лейтенант качал головой из стороны в сторону, тихо бубня под нос:
– Нет, нет, это не я. Я не мог.
Наступила тишина, во время которой оба размышляли. Громов гадал, кто из двух: сержант или лейтенант врет, а лейтенант вспоминал события ночи.
– Вы, Сивцов, работали в спецслужбе года три, характеристика у вас отличная, хорошая семья, я лично знаком с вашей женой и сынишкой. И честно вам сказать, я не могу понять, как вы там оказались и зачем вы ударили сержанта, который нес службу.
– Я и сам не знаю, – ответил в оправдание лейтенант.
– Не знаете, что? Как оказались на территории резиденции, или как ударили своего товарища?
– Не знаю, где я был этой ночью.
У Громова расширились глаза от удивления, он посмотрел, изучающее, на подчиненного. Он, словно ждал ответа от него.
– Я должен побыть наедине и все вспомнить, – ответил неуверенным голосом лейтенант.
– Ну что ж, Сивцов, у вас будет на это время. Я приеду через три часа. Надеюсь, этого хватит. И помните, Сивцов, против вас даны показания, и факты не в вашу пользу. Ваш автомобиль находился на стоянке у резиденции с трех часов.
Лейтенант поднял голову и с удивлением посмотрел на Громова, словно ему вынесли приговор.
Сивцов сидел за тем же столом, в той же комнате, где оставил его Громов. У него сняли наручники, и заперли его за массивной дверью камеры. Поначалу, Сивцов сидел, выпрямив ноги и облокотившись на спинку деревянного стула. Ничего не вспомнив, он стал ходить по комнате, от стены к стене, пытаясь вытянуть из памяти хоть одно воспоминание. Все его напряжение сознания лишь приводило к головной боли и легкому головокружению.
Как бы он ни напрягал память, но мысли таяли, а мозг утомлялся. Тогда он стал предполагать. Сперва, он подумал об автомобильной аварии, вследствие которой он потерял память о ночных событиях. Это он отвел в сторону, почти сразу же, ведь он не чувствовал боли в теле, да и на голове не было ушибов (голову он ощупал).
Затем он предположил, что был пьян, поэтому ничего не помнит. Но зачем ему в этом случае понадобилось идти в таком состоянии на работу, если он с вечера собирался домой. Это он тоже отбросил. Промучившись бесплодными воспоминаниями, из которых он ничего не вытянул, он решил пойти по принципу одного звена и имеющихся, хоть и не точных, фактов. Звенья размышлений он стал строить, начиная с вечера, где были еще живы воспоминания. Он был уверен, что память к нему вернется, только нужно время. И так, он стоит у дома президента – это он точно помнил. Рядом с ним еще кто-то. Он с ним беседует, но лица не видит. Очевидно, в памяти оно потерялось. Он видит лишь форму сотрудника спецслужбы. Лейтенант сделал предположение, добавив, таким образом, звено в воспоминании, что этим собеседником был пострадавший сержант. Он знал, что тот должен был вести дежурство этой ночью. Они дружелюбно о чем-то говорили, потом он вспомнил какую-то юбку, хотя нет, это был фартук, рабочая одежда горничной. Это был кто-то из обслуживания. Потом он вспомнил, как он попрощался с сотрудником и направился по аллее проверить посты. Здесь он начал вспоминать отрывно, эпизодами. Он вспомнил свою машину, как садился в нее, как ехал по темной дороге, затем шоссе, после провал в памяти. Лишь какие-то отдаленные светлые пятна. Он помнил, что этот свет приближался к нему, или он к свету.
После получасовой упорной работы мозга, к нему все же вернулись некоторые, правда, обрывочные воспоминания. Свет, который он видел поначалу, разросся в придорожное кафе, вероятно, он там остановился. Возможно, что-то купил на ужин или для раннего завтрака. Лиц он не помнил, ни продавца, ни официанта, он не мог вспомнить даже число посетителей. Он часто там останавливался и знал всех продавцов и официантов, но сейчас он не мог увидеть их лица. Они могли ему помочь, зацепиться за обрывки памяти, но, увы – лишь свет фонарей и … «Да, да, – мысленно повторил он, заранее радуясь всплывшему эпизоду, – это был автомобиль».