Следуя по коридору за Абрафо, Салех не мог не обратить внимания на выплывшие из темноты перепуганные и подавленные лица крестьян, они, словно стая жалких мышей, загнанных в мышеловку, пугливыми глазами взирали на него, их лица выражали сочувствие.
Абрафо о чем-то говорил с Салехом, тот сперва слушал, потом задумался и что-то дерзко ответил ему. После этого Абрафо проводил, совершенно невозмущенно, Салеха обратно, в камеру, и запер его там, а сам вернулся к себе, продолжив свою работу.
Абу, чье желание узнать суть разговора Абрафо и Салеха возросло до небес, прильнул к боковой решетке и спросил:
– Что он тебе сказал? Чего хотел? – в сознании у него промелькнула мысль, что Абрафо может как-то использовать Салеха, в борьбе против него. Но потом он эту мысль отверг, так как вспомнил, что он сам вручал Абрафо ключ к своей душе, но тот почему-то никак не среагировал на его предложение.
Салех тяжело опустился рядом со своей проснувшейся дочерью.
– Пап, ты где был. Я проснулась, тебя не было. Потом я опять уснула. Мне казалось, что ты далеко от меня, – сказала Захра.
– Нет, нет, я здесь, – он с отцовской любовью погладил ее по плечу, успокаивая ее возбужденное сознание. – Все в порядке, – затем он повернулся к своему другу и томно посмотрел на него.
Абу понял, что ничего хорошего не произошло.
– Ну, не томи, чего он хотел? – настаивал Абу.
– Он хотел мою душу, – ответил Салех.
– Скотина! Тварь! – возмущался Абу, казалось, его гневу не было предела. – Что еще задумал этот проклятый мертвец?
Абрафо, взяв в руки какие-то предметы, начал переносить их на стол с лампой, расположенный неподалеку от клеток с людьми. В призрачном желтоватом свете керосиновой лампы, Абрафо раскладывал груду предметов на столе так, чтобы это видели все, словно он делал это специально – для демонстрации. Слева он аккуратно положил большой широкий охотничий нож с зазубренным лезвием. Ручка этого меча была обернута шкурой недавно убитого животного. Она была еще свежая, до конца не вычищена от крови, не сухая, она казалось, еще живой. Напротив, Абрафо, осторожно, двумя руками положил глиняный амулет, на котором был выгравирован символ духа мертвых, изображавший белую змею, обвивавшую надгробную плиту.
После этого, колдун громко назвал имя.
– Имад!
В тот самый момент, как он произнес это имя, распахнулась входная дверь и вошли двое солдат. Одного все сразу узнали, это был Имад, низкий, худой мужчина лет тридцати. С ним был незнакомый молодой человек, вооруженный автоматом. Имад подошел к Абрафо, как подчиненный к боссу, пригибаясь, и, выслушав приказания хозяина, с покорством слуги, кошачьей походкой подошел к камере, где находились четверо пленных. Он отпер двери камеры, выхватил одного из пленников, наугад, и вытолкал его в коридор. Бедняга спотыкнулся, перелетел кубарем и распластался на полу. Имад запер дверь, перешагнул через тело пленного, перекинулся парой слов с колдуном, кивая, при этом, головой, и ухватив пленного за ноги, утащил его за собой в двери.
Дверь хлопнула, издавая глухой звук, вселяющий в сердца пленных неистовый страх и трепещущее волнение. Спустя минуту за дверью послышался какой-то приглушенный крик отчаяния, после этого настала мертвая тишина.
Дверь распахнулась и Имад вошел с каким-то предметом, схожим с мокрым черным комком. Он аккуратно передал его в руки Абрафо, и, бросая на последок злобную улыбку пленникам, исчез в проеме двери. Мокрым комком, который принес Имад, была свернутая, вырезанная полоской человеческая кожа, еще окропленная кровью. Со спокойствием мясника на рынке, и равнодушием убийцы, Абрафо развязал кожу животного с ручки зазубренного ножа, и намотал на нее человеческую, окровавленную кожу, затем он привязал глиняный амулет с изображением змеи, к ручке ножа. После этой жуткой сцены, колдун чуть надрезал ножом свою ладонь и окропил нож и амулет несколькими каплями своей крови.
Красные капли упали на холодную сталь и в тот же миг поглотились ею, амулет тоже втянул внутрь себя каплю крови колдуна. Обряд духов мертвых был выполнен, и колдун готовился к чему-то более сложному и зловещему.
Абрафо со зловещим выражением лица подошел к решетке, за которой находился Абу.
– Ты готов выполнить свое желание? – спросил он у остолбеневшего Абу.
– Да, – подумав, ответил Абу, – но ты должен опустить их, – он указал на решетку, где томились в испуге Салех и Захра. – Тогда я отдам тебе свою душу, но не раньше, чем ты их отпустишь.
– А с чего ты взял, что меня интересует твоя никчемная душа? – спокойно сказал Абрафо.