С тобой навсегда

А в квартирке моей сейчас стоит совершенно фантастический нежнейший запах! Пахнет мебельным лаком, казахстанскими яблоками — апортом — и чуть-чуть — алтайской облепихой. Я когда возвращаюсь с работы и окунаюсь в этот дух, чувствую, что голова моя начинает кружиться от удовольствия. В своем пространстве я быстро нахожу отдохновение и обретаю силы. Свое пространство — для меня мощная психологическая поддержка.

Кандидат с завидным постоянством вращается вокруг моей планеты; на прежней дистанции — не ближе, не дальше. Правда, он исчезал на пару дней из моего поля зрения, — когда приезжали отец и дядя Лео, — но потом опять как ни в чем не бывало вынырнул из-за какого-то поворота на своем лимонном «мерседесе». Не захотел, видно, светиться перед моими родственниками.

Вера и Надежда почти каждый день у меня в гостях. И всякий раз приносят разнообразные необходимые мелочи: то какие-нибудь крючки, то гвозди (!), то прищепки, то молоток, заимствованный у машинистов сцены, то что-нибудь из посуды. Я им так благодарна! Что бы я делала без них!..

А вот Петер так и не появился. Но я отлично помню, что, подбросив меня на такси, он обещал разыскать меня. Я помню его глаза: они смотрели с грустью. Я помню, с какой нежностью он коснулся губами моей руки. Как вздрогнуло, как затрепетало в тот момент мое сердце!

Его сердце затрепетало ли? «Кажется, у тебя есть основания в этом сомневаться», — твердит внутренний голос.

В «Новостях» показывали сюжет о съезде отоларингологов. Академик Генералов читал свой доклад. Камера «наезжала» на зал. С замиранием сердца я вглядывалась в лица сидевших людей. Я так хотела увидеть Петера… и не увидела его. Даже расстроилась по этому поводу. И каждый день его ждала, думала, он придет ко мне на работу — он же знает, где я работаю. Однако Петер Леман не приходил. А потом в прессе мелькнуло сообщение, что съезд отоларингологов завершил свою работу. Делегаты разъезжались. Я совершенно укрепилась в мысли, что уж попрощаться-то Петер зайдет. Но и здесь меня ожидало разочарование. Петер Леман прощаться не пришел.

Я удивлялась сама себе: «Кто ты такая, чтобы ему с тобой прощаться, делать такой знак внимания? Ты не родственница и не подруга ему, ты — случайная, очень случайная знакомая: ты — пассажирка того автомобиля, который чуть не лишил его жизни. Ты в глазах Петера — подружка того толстого чудаковатого «камрада», и в свете этого «камрада» такая же чудаковатая, если не сказать грубее, — просто дура… В лучшем случае этот Петер уже забыл про тебя. В худшем — морщится при воспоминании о тебе, когда чувствует боль в месте ушиба. Поэтому не настраивай себя на продолжение отношений. Забудь о нем и ты».

И я пыталась забыть, но к собственной радости не могла. Почему «к радости»? Потому что я поняла, что не все умерло во мне, — кое-что осталось. Или возродилось… И рано еще ставить на себе крест. Я поняла, что могу еще полюбить. Вот Петера Лемана, например, хоть он и не является ко мне и вряд ли вообще появится, ибо вышли уже все сроки. Ну… может, полюбить — это слишком сильно сказано. Во всяком случае понравиться мне мужчина еще может.

И я ждала — вопреки голосу разума, который говорил, что ожидание мое напрасно. Всякий раз, как открывалась дверь приемной, я собиралась внутренне, обычно дежурная улыбка переставала быть дежурной — наполнялась настоящим, не камуфляжным теплом.

Некоторые особо внимательные к моей персоне посетители приемной замечали перемены, произошедшие во мне. Они говорили, что вроде близится осень, а здесь в кабинете поселилась весна. Я не возражала: весна так весна. Но весна моя была явно запоздалая. Я это знала лучше всех.

Потом я подумала, что прежде, чем прийти, Петер Леман должен позвонить. Узнать ему номер телефона в наше время — дело пустячное. Было бы желание! Кандидат вон — много чего узнал. И я стала вздрагивать от каждого телефонного звонка. Но, видно, не было у «абонента» желания: все какие-то не те люди звонили мне.

И весенняя улыбка сползала с моего лица. Я боялась в такие минуты взглянуть на себя в зеркало.

Мне в голову однажды пришла мысль, что если бы Петер знал, как я его жду, то непременно пришел бы или позвонил — хотя бы из вежливости, хотя бы слово сдержать. Но откуда ему было знать о моих желаниях? Человек о своих-то желаниях не всегда знает ясно! И я не телепатка — не рассылаю свои закодированные импульсы в эфир.

Наконец меня осенило: он уже давно уехал, а всякие ожидания и даже мысли о нем бесполезны — пустая трата времени. Этот эпизод следует просто выбросить из головы. Не будешь же ты в самом деле ожидать следующего съезда отоларингологов в Петербурге…

Выбросить из головы не удавалось:

«Но если он уехал, в этом не сложно убедиться! Не так уж много гостиниц в городе. За пару часов их все можно обзвонить, спросить…»