Этот памятник, остаётся одним из немногих в своём роде, ведь деньги на его изготовление по инициативе выпускников Царскосельского лицея, в котором учился Пушкин, собирала вся страна. В память о друге… Они действительно считали его одним из них, хотя прошло несколько десятков лет и это были уже другие лицеисты… Но он всё-таки оставался их другом, оставаясь таким для всех последующих поколений . Деньги собирали двадцать лет, а памятник изготавливали и отливали в столице на Неве ещё пять долгих лет. И памятник получился , причём на столько хорош, что все современники отмечали совпадение черт лица Пушкина. Он встал, там где ему положено было встать, изящным заключительным пазлом на точно отведённое ему пространством и временем место, среди степенно застывших фонарей и проезжающих экипажей, спешащих простолюдинов и зеленеющих аккуратно-подстриженных крон деревьев, стоящих вдоль дороги, невысоких крепких двухэтажных кирпичных зданий и стоящего напротив золотисто-сиреневого Страстного монастыря, где , конечно же, за него непрестанно молились…
А в 1937 году, через 100 лет после убийства Пушкина, усилиями большевиков, Страстной монастырь перестал существовать. Это произошло буднично-равнодушно, через месяц на месте монастыря зияла дыра, ещё одна незаживающая рана прошлого безвозвратно уходящего в небытие. Как и всё, связанное с историей в этой стране, изменения были немного жутковаты. Словно памятник Командору, Пушкин развернулся на сто восемьдесят градусов и замер на другой стороне площади, на месте развалин Страстного…
Филя почему-то вспомнил про ту самую страстную икону из разрушенного монастыря… Её Филя лобызал в церкви Воскресения Христова в Сокольниках, теперь её дом там. Он долго сидел перед этой необычной иконой. Светло-зелёный фон иконы словно завораживал, потрясало грустное спокойствие божьей матери , придерживающей прильнувшего к ней младенца Иисуса и строгие лики двух ангелов по краям иконы с орудиями страстей – крестом, копьём и губкой…
Ноги у Фили немилосердно гудели, а живот периодическим урчанием напоминал о нарушении режима питания и настоятельно требовал вкусной и здоровой пищи. Филя сел на скамейку и достал из рюкзака большую медную кружку с надписью «СОТВОРИТЕ МИЛОСТЫНЮ», любовно протёр надпись полой подрясника и поставил рядышком…
Внезапно рядом с Филей остановился сухонький старичок с тростью. Почему-то слово «интеллигент» в сознании современного общества слилось со словом «бывший» , как будто это ветеран войны или труда и интеллигентность , как болезнь которая со временем проходит, а внешний облик образцового интеллигента намертво сжился с образом Антона Павловича Чехова. Благообразный ,худощавый , в очках с бородой клинышком и усталостью от этой жизни в глубине глаз, хотя последнее , наверное, как доминантный ген присутствует у всех людей , относимых к этой породе. Подошедший старичок, как ни странно, действительно был чем-то похож на Чехова. Ветхое, не по сезону пальто серого цвета, было кое-где аккуратно заштопано, присутствовали и круглые очки, и реденькая бородёнка, а на голове, вот уж действительно редкость, красовалась шляпа. Когда Вы её видели последний раз в городе? Разительным диссонансом выглядела дорогая тёмно-коричневая трость с металлическим набалдашником, возможно, по цвету даже и серебряным…
-Ну, что, Человек Божий , как там на просторах нашей необъятной Родины? – весело спросил старичок, хотя его глаза грустно-участливо посмотрели на потрёпанное одеяние Фила.
- А Вы чей? Разве не Божий, - наивно спросил Филя, и уже убеждённо продолжил, - Все люди Божии, и плохие , и хорошие. Да и плохой, хороший, это как посмотреть. Может для себя и своей семьи очень даже и хороший, а для других плохой. Может когда и поступил вроде бы плохо, а глянешь через десяток лет оказывается и наоборот. Судить только себя можно, а других судить не твоё дело…