S.T. (авантюрный роман). Собачья жизнь. Рассказы. Заметки на полях бытия (СИ)

Маня отвернулся , и как-то сердито уставился на плетущиеся рядом ряды машин. Его затылок выражал мировую скорбь , расстроенное и сожаление. А Ваня вдруг почувствовал себя предметом труда десятков поколений ассенизаторов. В салоне повисло молчание – возвышенно-сердитое со стороны Мани и подавленно-покаянное со стороны Ивана. Ваня вдруг почувствовал, как у него от стыда стали горячими щёки и уши, а Маня , не поворачиваясь, выдал:

- Стыд , Ваня, это хорошо! Это, пожалуй, самое лучшее чувство в человеке, потому, чо оно будет вечно спящую в человечестве совесть. Что бы там ни говорили, но у любого животного есть страх, любовь к своим детям, ненависть к врагам  и «хакуна матата» после хорошего обеда. Единственное, чем обделил их Господь, это совестью. Да, такой неудобный и ненужный человечеству дар, но только тогда, когда он просыпается человек становится человеком и только тогда в мире творится добро. Помни об этом, Ваня,  и тогда все твои поступки будут хорошими и рядом с тобою всегда будет этот человек из Назарета, ведь он всегда рядом с настоящими людьми…

ГЛАВА  4 , в которой Фил знакомится с двумя Александрами Сергеевичами, и узнаёт кое-что новое о фамильной истории Пушкина.

Фил вынырнул из чрева метрополитена на станции Пушкинская.  Общеизвестно, что метро это особая, таинственная  часть жизни каждого москвича. Вроде , как своё собственное тело, которое ненавидишь всеми фибрами души во время болезни , но без которого никак не обойтись. Так уж сложилась столичная  карма, что сколько бы ни строили в этом славном городе дорог  –  всё равно мало. Размножение автотранспорта в геометрической прогрессии моментально перечёркивает победные реляции московского руководства и даже махровый автомобилист, фанатично преданный своему четырёх колёсному лупоглазому коню, нет-нет да и опустится в это подземное царство. Да и , шутка ли сказать, первое своё слово малыш часто учит по сакральной надписи в вагоне, первые неосознанные объятия случаются в сумасшедшей толчее вагона, все свежие новости, пульс города,  да и страны, ты сможешь услышать от интернациональных попутчиков по сабвею. Здесь возможно абсолютно всё – встреча с другом, которого не видел уже добрую тысячу лет, вынужденный тест-драйв свежевыроненного телефона, по которому пробежит сотня спешащих в неизвестность  людей, знакомство с подарком судьбы, который прибила людская толпа прямо в твои объятия. А сколько нового доступного  всем органам чувств – это и ароматы всевозможного парфюма, стройными рядами  в виде людей-тестеров проходящих мимо, и  растопыренные руки хватающиеся за  всё, что попадётся  при внезапном торможении, а привычная гимнастика для зрительного аппарата в виде мелких надписей разнообразной рекламы, обогащающей твои познания о тех предметах, которые ни в жизнь не привлекли бы к себе своё твоё внимание. Впрочем, достаточно большое число поклонников дзен ежедневно просто  медитативно переносятся из одного конца города в другой, терзаемые лишь одной мыслью, ну, и зачем мне всё это надо, и потому, что появляются в метрополитене на следующий день, видимо, так и не могут найти ответ на этот животрепещущий вопрос…

Итак, Фил вынырнул, словно Иона из чрева Кита, на станции Пушкинская.  Довольно давно это был один из самых благолепных уголков старой Москвы. На этом самом месте стоял    необычайно стройный, изящный Страстной монастырь, построенный в стародавние года  на месте встречи москвичами у ворот Белого города Страстной иконы Божией Матери. Его стены нежно-сиреневого цвета тепло розовели при восходе неторопливо всходящего солнца, постепенно зажигаясь своими маленькими солнышками золотых луковок с крестами, а в пасхальную ночь, большой колокол Страстного монастыря первым откликался на благовест колокольни Ивана Великого, давая тем самым сигнал к началу праздничного звона всех монастырей и церквей Москвы. В начале, тогда ещё Тверского бульвара, лицом к этому монастырю , среди многоруких фонарей возвышалась застывшая фигура Поэта, со слегка задумчиво склонённой головой, рукой, небрежно засунутой за подборт  сюртука, в элегантном гармонично- складчатом плаще со шляпой в левой руке, отведённой за спину. Одна нога, словно продолжая шаг, будто соскальзывала с пьедестала, создавая впечатление, что ещё мгновение и Александр Сергеевич пойдет дальше, спеша по своим, одному ему ведомым делам, словно торопясь быстрее сесть за стол, чтобы записать только что пришедшую ему в голову мысль…