С.С.С.М.

— Они просто издеваются надо мной, Риккерт! — снова начал жаловаться фон дер Пшик. — Разве я многого требую!? Разве я ничего не заслужил своей верностью Брюнеции!? Я прошел всю Империалистическую войну, Риккерт, всю от начала до конца, был трижды ранен! Когда я был ландфюрером, то делал все, чего требовала фашистская партия! В одну ночь я выгнал из города три тысячи инородцев! И об этом уже никто не помнит!

— Я помню, Пшик. Успокойся.

— … Я добивался всего лишь должности коменданта какого-нибудь концлагеря! Ленц обещал, что все для меня устроит! Черта с два! Назначили какого-то выскочку тридцати одного года, ты только подумай, Риккерт, тридцати одного года, это же ни в какие ворота не лезет! Я даже не знаю, кто он вообще такой! А мой бесценный опыт, как же мой бесценный опыт, ведь я столько времени проработал полковым палачом! Но нет! Это никого не интересует!

Пшик закончил изливать свои жалобы и успокоился. Еще какое-то время собеседники молчали.

— Послушай, кажется, у меня есть одно соображение насчет тебя, — прервал тишину Риккерт. — Я сведу тебя с одним университетским приятелем. Его зовут Вильгельм Гласскугель. Парень не без странностей, но все же… Может, если ты ему понравишься…

— Он имеет влияние?

— Сейчас его карьера пошла вверх. Говорят, Гласскугель навещает канцлера чуть ли не каждый день. Формально должность у него небольшая…

— Но?

— Но говорят, что на самом деле Гласскугель чуть ли не начальник какого-то нового секретного бюро. Не спрашивай меня, чем они там занимаются: я об этом понятия не имею! И насчет встреч с канцлером я тебе, понятно, тоже ничего не говорил…

— Само собой!

— Просто познакомишься, поговорите о том о сем… Ты постарайся ему понравиться. Сам понимаешь, что гарантии никакой…

— В моем положении выбирать не приходится, — сказал фон дер Пшик. — Цепляюсь за любую соломинку. Но ты меня обнадежил, приятель! Давай-ка выпьем за это!

Разговор прервался еще на полминуты. Молчание снова нарушил Риккерт:

— Кстати, что касается твоего раненого. Ты в курсе, кто он и что он? У него были документы?

— Ты шутишь! К тому времени, как я прибыл в больницу, всех чистокровных больных с документами уже разобрали высокопоставленные чиновники! Представился Куртом Зиммелем. А кто он на самом деле…

— На твоем месте, я бы навел про него справки, — задумчиво произнес гость. — Был ли на судне вообще человек с таким именем? Ты должен это выяснить, фон дер Пшик!

— Выясню, выясню…

— Судя по твоему беспечному ответу, ты совсем не в курсе последних новостей! Разведка доложила, что на судне был ангеликанский шпион!

— Что?!

— Ангеликанский шпион!

— Так, может быть… он погиб?

— Может быть, и погиб, а может, и нет… Лучше тебе самому во всем убедиться, пока… Пока ты не оказался в неприятной ситуации, фон дер Пшик. Лишняя предусмотрительность не помешает! Да и это подозрительная глухота… Советую тебе держать ухо востро!

* * *

После бессонной ночи Краслен пришел к выводу, что лучше сообщить хозяевам о возвращении слуха — не дай Труд, узнают сами, тогда живым из этого особняка уже не выберешься. Утром он сообщил Кунигунде, что вроде как, понемногу, полегоньку, если только ему не мерещится, начинает различать звуки.

— Какое счастье! — воскликнула та. — Это Фрейр тебе помогает! Сегодня как раз праздник летнего солцеворота, вот боги и послали нам чудо!

В языческих богах Краслен разбирался не очень-то хорошо. Он предпочел промолчать. Кунигунда, судя по всему, тоже не была специалисткой в этой области: после короткой паузы она смущенно добавила:

— Ну… По крайней мере, так писали в «Журнале молодых фашисток». Но это не главное, теперь мы, наконец, сможем общаться! Расскажешь мне про себя?

— С удовольствием, — сквозь зубы процедил Кирпичников.

— Ты женат? Партийный? Любишь танцы? Бываешь в кино? Твои родители — расово чистые брюнны?

— Мм… Да! — сказал Краслен.

— Что — «да»? — спросила девушка, не будучи в силах скрыть одновременно разочарования и надежды.

«Неплохо было бы, конечно, сказать ей, что я женат, тогда эти утомительные знаки внимания, наверное, прекратились бы», — решил Кирпичников. Впрочем, он помнил руки официанта: обручального кольца на них не было. Информация о Зиммеле уже в руках фон дер Пшика, а если нет, — скоро наверняка там окажется. Так что лучше не давать лишних поводов для подозрений.

— Да — на все вопросы, кроме «женат», — Кирпичников изобразил приветливую улыбку.

Девушка расцвела.

— Знаешь, когда отец решил взять раненого из больницы, мне это сначала не понравилось, — потупившись, проговорила она. — А теперь я даже рада, что ты у нас дома!.. Хочешь сосиску?

— Спасибо.

— А хочешь, я заведу патефон?

— Не стоит утруждаться.

— Может быть, почитать тебе что-нибудь?

— Вообще-то я и сам мог бы…

— Хорошо. Тогда я просто принесу кофе. И булочек! Кажется, на кухне были еще свиные колбаски. А у меня в комнате есть отличные грампластинки и много хороших стихов! Сейчас вернусь!