Уже скрылись макушки столбов, а Федя все еще смотрит им вслед. Где-то тут близко чужая страна. Дедушка в русско-японскую войну сражался под Мукденом. Когда Федя слышит вальс «На сопках Маньчжурии», ему представляется усатый солдат в фуражке-бескозырке, он лежит в густом гаоляне с японской пулей в сердце. Это дед… Какая она, Маньчжурия? Если иметь в виду не всю страну, а только город Маньчжурию, то Федя бывал там мальчишкой. Когда граница была открыта, многие жители Забайкалья ездили в Маньчжурию за покупками. Перед германской войной мать собиралась на ту сторону и взяла с собой Федю. Тогда мать и сын проезжали мимо Китайского разъезда, не зная, что через несколько лет он станет местом гибели близкого им человека… В памяти от Маньчжурии остались длинные ряды магазинов с яркими бумажными фонарями над входом да бойкие зазывалы, наперебой хвалившие свои товары. Помнится еще дешевая сарпинка. На обратном пути мать подняла у Феди рубашку, обмотала вокруг тела аршин десять этой материи и велела забраться на верхнюю полку. Таможенники не обратили на него внимания… Теперь по улицам китайского города бродят русские белогвардейцы, может быть, и те, которые зарубили отца. В бандах много казаков, бывших жителей приграничных станиц. Прийти с повинной головой к властям Дальневосточной республики они боятся потому, что в свое время участвовали в карательных экспедициях атамана Семенова, их руки обагрены кровью рабочих и крестьян. Но и уходить далеко от родных мест им тоже не хочется. Вооружаясь в Маньчжурии, эти головорезы переходят на русскую территорию, нападают на ревкомы, убивают коммунистов и комсомольцев, отнимают у крестьян скот, продовольствие, фураж. Может быть, и доведется Феде встретиться с ними в бою…
Сеня с закрытыми глазами лежал на нарах и мечтал о Лене. Он простился с ней у церковной ограды. До сих пор в ушах звучали ее горячие слова: «Пускай бьют-колотят, пускай проклинают, а в храме больше петь не буду. Ты, как кончишь воевать, отпиши мне, я все брошу и к тебе подамся, тут нам с родителями не житье…»
Федя отвернулся от окна, попросил у Сени закурить и очень удивился, увидев голубой кисет с красными цветами.
— От нее? — осторожно спросил он.
— А от кого же еще? — ответил Сеня, насыпая зеленуху в подставленный обрывок газеты.
Ночью на небольшой станции ребята выпрыгнули из теплушки. Им предстояло ехать дальше по ветке, свернувшей вправо, к большой реке.
Сретенск стоит на высоком берегу Шилки. Со станции он хорошо виден. В ожидании плашкоута Федя и Сеня устроились на больших камнях, торчавших из земли, и любовались широкой рекой. Какой-то мужик в казачьей фуражке с желтым околышем поживился у них табачком, присел рядом и, прыгая с пятого на десятое, ударился в историю и географию… Здесь, на станции, заканчивается железная дорога. Шилка открывает большой водный путь в Китай. Сливаясь с Аргунью, она образует великую реку двух государств с русским названием Амур и китайским Хэйлунцзян. При всех царях со всей России сгоняли в Сретенск людей в арестантской одежде. Крикливые пароходы, тяжело шлепая колесами, тащили баржи с живым грузом вниз, на Карийскую каторгу. Над рекой звенели песни и кандалы. Для отправки в Петербург доставлялось сюда добытое каторжниками золото, смоченное их потом и кровью. Сюда же прибывали товары из Китая… В 1919 году японцы обстреливали город с горы из пушек прямой наводкой, а годом позднее под Сретенском осколком снаряда был смертельно ранен партизанский вожак, командующий фронтом Павел Журавлев, о котором еще при его жизни были сложены песни…
По рассказам мужика в казачьей фуражке выходило, что маленький город на большой реке никогда не знал тишины и покоя.
На противоположном берегу ремонтировались лодки и старая баржа. Перестук многочисленных молотков доносился оттуда через реку, как частые винтовочные выстрелы.
Вверх по течению медленно прошел маленький пароходик с пулеметом на борту…
Уком взял прибывших на учет и направил их в распоряжение командира комсомольского эскадрона Фадеева. Долго его искать не пришлось.
Все комсомольцы-одиночки и те, кого прогнали от себя родители, жили коммуной в большом купеческом доме. На крыльце Федю и Сеню остановил парень с винтовкой. Посмотрев документы, он велел подождать и тут же посчитал своим долгом предупредить новичков, что Иван Фадеев любит порядок, умеет спрашивать дисциплину.
— Прямо жуть, до чего строгий!
Разговорчивый часовой ничего не утаил о своем командире.